Александр Казанцев - Озарение Нострадамуса

Раздраженный этим, император удалился в свою палатку, куда заглянул адъютант, осведомившись, угодно ли его величеству выслушать придворного астролога, явившегося с утренним докладом.

Наполеон кивнул, и ученый, низко кланяясь, появился перед ним.

— Ну, что говорят там звезды? — резко спросил император.

— Звезды сулят вам победы, ваше величество, во всех сражениях этой великой войны.

— Сражениях? — сердито повторил Наполеон. — А если враги удирают при одном появлении моих авангардов?

— Но вы победите их, едва настигнете.

Наполеон нахмурился, а астролог продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу.

— Вам непременно надо настичь их и разбить наголову, иначе…

— Что иначе? — удивился Наполеон.

— Иначе может сбыться предсказание давнего астролога, точно указавшего за двести пятьдесят пять лет свержение Бурбонов с престола и многие другие события.

— С этим размазней Людовиком XVI можно было бы поторопиться вашему предрекателю. Кто он такой?

— Это доктор Нострадамус, который тщетно пытался предотвратить предсказанную им гибель короля Генриха II в турнирном поединке, как подсказали ему звезды, а они не торопятся, ваше величество.

— Ну и что же предсказывают эти неторопливые звезды нам с вами? Или колдун-звездочет, читавший наши судьбы по ним?

Астролог протянул Наполеону бумагу:

— Я выписал этот его катрен. К сожалению, он на старофранцузском языке, но вы поймете.

Наполеон прочел:

— Какое это имеет ко мне отношение? Здесь нет ни имен, ни дат. И, кроме того, это уже произошло с Карлом XII, шведским королем, разбитым под Полтавой русским царем Петром.

— Я хотел бы думать так, — забормотал астролог и, пятясь, выбрался из палатки.

Адъютант доложил, что захвачен в плен русский гусарский поручик.

— Привести вместе с переводчиком.

— Он говорит по-французски, как мы с вами, ваше величество.

— Ведите, — приказал император.

Пред ним предстал бравый гусар с лихо закрученными усами и бакенбардами на румяном скуластом лице.

— Его императорского величества гусарского полка поручик Дроздов с сожалением приветствует гениальнейшего полководца на русской земле, — отрапортовал гусар, ощущая неловкость только из-за отобранной у него сабли.

Бонапарт сумрачно взглянул на пленного, удивляясь его формой обращения к нему, перед которым пленные обычно трепетали.

— Сожалеть надо вашему государю, который не дорожил моей дружбой и у которого служат офицеры, охотно сдающиеся в плен.

— Если вы имеете в виду меня, ваше величество, то моя лошадь сломала ногу, и мне пришлось истратить пистолетный заряд, чтобы избавить коня от мучений, а пешего меня нагнали ваши конные егеря, но у меня уже не было заряда, чтобы пустить себе пулю в лоб.

Наполеон посмотрел теперь на поручика внимательно:

— Егеря, говорите? Видимо, мне придется, как на охоте, придать егерям еще и своры гончих, чтобы угнаться за вашими зайцами.

— За львами, ваше величество, перед которыми ваши гончие подожмут хвосты, а егеря повернут назад.

— Что-то я не помню львов при Аустерлице.

— Это было на чужой земле рядом с немцами, ныне предавшими нас. Да и там наши не бегали.

— А на своей земле?

— В сражении, которого мы все так ждем, мы покажем, как любим свою землю. Могу заверить, что Аустерлица не будет.

— Что ж, — сказал Наполеон. — Дайте ему коня порезвее, чтобы он догнал своих зайцев.

— Львов, ваше величество, — поправил императора поручик и вышел из палатки вместе с адъютантом.

В русском штабе не хотели верить, что он встречался с самим Наполеоном, но чужой арабский конь, чужая немецкая сабля и французское седло были тому доказательством.

Повторить Аустерлиц на русской земле Наполеону не удалось. Только под самой Москвой ловко уклонявшийся от боя Кутузов, дал наконец сражение. У Наполеона было ощущение, что он с разбега ударился о стену.

Он потерял ощутимую часть своей армии, а русские так и остались на своих позициях.

Утром они все же оставили их, и Наполеон счел сражение выигранным. Объезжая поле, он видел убитых: и своих, и чужих.

Ехавший с ним рядом адъютант обратил его внимание на гусарского офицера, окруженного мертвыми телами французских егерей.

Наполеон узнал своего первого русского собеседника около Березины поручика Дроздова.

Он на деле доказал, пав в бою, что был смел не только в разговоре с легендарным Бонапартом.

Наполеон приказал похоронить поручика и оставить на дощечке надпись: «Лев Дроздов, русский поручик». Остальные трупы должны были хоронить местные крестьяне.

Эта надпись на французском языке поставила в тупик русское командование, ибо поручика Льва Дроздова в армии не числилось.

И когда Наполеон снова проходил те места, где, перейдя Березину, взял в плен и отпустил первого русского, он вспомнил и строчку из катрена Нострадамуса: «В снегах живут совсем другие люди…»

Он шагал по снегу, позади были и захваченная, но не сданная ему с ключами от города, а потом сожженная самими этими «другими» людьми их старая столица, и разложение перенасыщенной награбленным имуществом армии, потерявшей боеспособность, и не золотой, но серебряный обоз, который Бонапарт хотел поставить в Париж, затопленный им в каком-то подернутом льдом озере.

И спустя долгие мучительные дни на морозе опять Березина. Император шел по снегу пешком рядом с гренадерами и спросил одного из них:

— Что, братец, холодно?

— Когда я смотрю на вас, государь, мне тепло, — ответил усач с отмороженным носом.

Двое из этих гренадеров отдали свои жизни, заслонив собой императора от осколков упавшего и через мгновение разорвавшегося ядра.

Наполеон остался жив и сейчас был тем же генералом Бонапартом, который вел гренадеров через шквальный огонь по мосту смерти, превратив его в мост славы, но мост через Березину был иным.

И еще раз шел пешком Наполеон на гренадеров, выстроившихся в каре, с направленными на него ружьями, как для расстрела.

Он тайком покинул предоставленный ему после отречения остров Эльбу и высадился на юге Франции, с отчаянной смелостью идя теперь на направленные на него стволы.

Его соратники вдали ждали залпа, но вместо него услышали громовой крик, как на смотре: «Вив, император!»

Триумфатором в последний раз вернулся Наполеон в Париж, чтобы процарствовать еще сто дней.

Он разбивал врага во всех шестидесяти сражениях, выиграв все проведенные им войны, и только одну русскую кампанию 1812 года проиграл, победив, как он считал, русских в генеральном сражении под Бородином.