Всеволод Бенигсен - Раяд

Пока Еремин набирал людей для строительства торгово-развлекательного комплекса, Кроня решил, дабы не терять времени, найти временный приработок. Надо было найти что-то такое, что не отнимало бы слишком много времени или по крайней мере куда не надо было бы пилить через все московские пробки. Перебрав все варианты, он остановился на преподавании, тем более что когда-то начал именно с работы учителем математики в средней школе. Он узнал, что в их районе открылась новая школа, оснащенная по последнему слову техники, и уж кого-кого, а его с двумя высшими там с руками и ногами оторвут. Недолго думая, Кроня залез в справочник по району, нашел там телефон школы и позвонил директору. Конечно, можно было бы и просто зайти, часто с глазу на глаз все решается быстрее, но он хотел сначала удостовериться, что такая вакансия существует, – каким бы раскрутым специалистом он не был, не факт, что там кто-то требуется. Разговор с директором начался вполне миролюбиво. Тот поинтересовался Крониным образованием, опытом работы и так далее. Здесь Кроне было чем крыть. Он быстро вывалил на собеседника кучу полезной и бесполезной информации о себе и своем прошлом. Директор выслушал все это внимательно, ни разу не перебив многословный Кронин монолог. После этого он сказал, что готов рассмотреть кандидатуру Крони, тем более что зарплата у них выше среднестатистической и потому в их школе вообще работают только профессионалы. Кроня уже было воспрял духом, как тут директор попросил Кроню назваться. Обычно не запинающийся при подобных вопросах, Кроня почувствовал какой-то неприятный холодок в районе позвоночника. Холодок быстро пробежал по спине, вскарабкался на плечи и нырнул в ухо, отчего в голове у Крони мгновенно смешались все мысли. Он вяло назвал свои имя и фамилию. В трубке повисла неприятная пауза.

– Видите ли, – кашлянув, сказал директор, – я, может быть, слегка поторопился, обнадеживая вас насчет работы. Все не так просто. Если вы меня понимаете.

Последнее он произнес доверительно-многозначительным тоном.

– Нет, я вас не понимаю, – неожиданно для самого себя обрубил Кроня. Он почувствовал, что стремительно теряет самообладание и скоро начнет хамить. – Или не желаю понимать.

Однако у директора, похоже, тоже были проблемы с терпением.

– Ну, если вы не понимаете, то тогда мы просто теряем время. Извините.

– Нет, подождите, – истерично взвизгнул Кроня. – Я бы все-таки хотел понять, что происходит. Две минуты назад все было хорошо, но стоило мне назвать свою фамилию, как вы вдруг пошли на попятный.

– Простите, но я не обязан перед вами отчитываться, – отрезал директор. – Если вы не понимаете, в каком районе находится наша школа и какое важное значение для нас имеет. – Тут директор запнулся, подыскивая нужное слово. – Э-э-э... принадлежность человека... э-э-э... причастность человека к... Вы должны понимать! – неожиданно закончил он фразу, видимо, отчаявшись сформулировать ускользающую мысль.

После этого в трубке раздались короткие гудки.

Кроня почувствовал, что медленно сходит с ума. Зловещая тень гогочущей толпы в сберкассе, уже было начавшая скукоживаться и бледнеть, вдруг расправила плечи и нагло вытеснила собой разноцветный мир мелких радостей. «Получил наши деньги, иди, отдай своей Гюльчатай» – последняя и потому врезавшаяся в кору головного мозга фраза в сберкассовской очереди поминальным колоколом загудела в Крониной голове.

Он швырнул трубку и, вскочив со стула, начал в бешенстве метаться из угла в угол. От такой встряски невыносимо заныла спина, которую он так и не залечил с момента приезда. Застонав и схватившись за скулу, Кроня снова бросился к справочнику района и, найдя телефон ближайшего медицинского центра, набрал нужный номер. Можно было бы пойти в обычную поликлинику, но государственным учреждениям он не доверял.

– Я бы хотел записаться к вам на прием, – сдерживая переполнявшие его эмоции, глухо сказал Кроня.

– Ваша фамилия?

– Опять?! – завопил он так громко, что из соседней комнаты раздался скрипучий голос отца:

– Что случилось, Кроня?

– Простите, – продолжил женский голос в трубке, – вы не могли бы назвать ваши имя и фамилию?

– Аринбеков Кирилл, – мотая головой из стороны в сторону, то ли от душевной, то ли от физической боли, сказал Кроня.

– Извините, но мы не можем вас принять, обратитесь в другой центр, – равнодушно ответила девушка в трубке.

– Что значит «не можете»?! Что значит «не можете»? И почему я должен обращаться в какой-то другой центр? Я здесь живу, в конце концов!

– Именно поэтому я и советую обратиться в другой центр.

– Ну хорошо! Тогда я обращусь в 14-ю поликлинику. Вы не боитесь, что так растеряете всех клиентов?

– Не советую, – ответила девушка.

– То есть? – опешил Кроня.

– Не советую обращаться в 14-ю, вас там не примут.

– Откуда вы знаете?

– Потому что она находится в нашем районе.

– Это что, из-за фамилии? Я вас спрашиваю! Ну хорошо, я им скажу, что моя фамилия Иванов!

– Зря, – все таким же равнодушно-сухим голосом произнесла девушка, – они все равно попросят предъявить паспорт. Всего доброго.

И повесила трубку.

– Что случилось, Кроня? – снова раздался голос отца.

Кроня в очередной раз швырнул трубку и влетел к отцу в комнату, словно только и ждал окончания разговора.

– Ничего не случилось! – завопил он срывающимся голосом. – Кроме того, что я вдруг превратился в инвалида пятой группы!

– Инвалидами пятой группы когда-то называли евреев из-за пятого пункта, а именно графы «национальность», – с расстановкой ответил отец, опуская газету, которую он до этого, видимо, читал. – Когда это ты успел стать евреем?

– Да при чем тут евреи?! – закричал Кроня. – Я второй раз за неделю сталкиваюсь с тем, что моя фамилия кого-то не устраивает. И эти кто-то – самые разные люди!

– Когда-то я тебе предлагал взять мамину фамилию, но ты отказался.

Спокойствие, с которым отец произнес эту фразу, только подлило масла в огонь.

– А почему я должен был брать мамину фамилию?! – отчаянно зажестикулировал Кроня. – Меня вполне устраивала «Аринбеков». До того самого времени, как я вернулся в Москву и начал подвергаться какой-то обструкции.

– Обструкция – это намеренный срыв какого-то мероприятия в знак несогласия с чем-либо, – невозмутимо поправил отец. – Ты, видимо, имел в виду остракизм.

Кажется, его невозможно было прошибить.

– Ну хорошо! Не обструкции! Остракизму! Какая разница?!

– Это два разных по значению слова.

– Ай, – раздраженно махнул рукой Кроня, – прекрати читать мне лекцию по филологии. Ты, кажется, просто не понимаешь весь масштаб происходящего. Они везде проверяют паспорт, они везде спрашивают фамилию, они нигде не принимают! Они даже разговаривать не хотят!