Федор Ильин - Долина Новой жизни

– Что?! – бешено закричал Куинслей.

– Вспомните Леона Гаро, гениального физика, вспомните Карно, гениального инженера! – прямо в лицо своему отцу бросил Роберт. – И не вы ли довели до самоубийства несчастного Петровского?

– Ложь!

– Наконец, что вы сделали с мадам Гаро? Вы думаете, люди поверили, что она подожгла дом?

– Ха-ха-ха! – злорадно засмеялся Макс Куинслей. – Из мешка вашей гражданской скорби вылезает шило обыкновенной пошлой ревности. – И вдруг, изменив тон, он яростно завопил: – Я не обязан отдавать вам отчет! Мальчишка, я заставлю вас повиноваться! – Макс Куинслей бросился к дверям, но потом, возвратившись и подняв угрожающе руку, заявил: – Я лишаю вас наследства, я назначаю наследником своего младшего сына. А за содеянное вами в Высокой Долине вы понесете заслуженное наказание.

– Я не признаю вашей власти, – отрезал Роберт.

В этот вечер Кю был найден в своей квартире мертвым. Когда Гри-Гри зашел к своему приятелю, он нашел двери спальни закрытыми изнутри. Слуга сообщил, что он слышал там какую-то возню. Стук в двери и просьбы открыть ее не имели успеха. Тогда Гри-Гри обошел дом со стороны сада. То, что он увидел в спальне через открытое окно, потрясло его. Он вскочил на подоконник и с криком ринулся в комнату. На веревке, свисавшей со шкафа, висел еще теплый труп несчастного Кю. Гри-Гри с трудом вынул его из петли. Тело Кю рухнуло вниз, голова тяжело стукнулась об пол.

Слуга побежал за доктором. Гри-Гри дал знать по телефону на станцию скорой помощи и стал делать то, что полагается в таких случаях: он, как и все жители, знал кое-что из области медицины.

Скоро прибыл доктор Левенберг с целым набором инструментов и аппаратов. Вдувание кислорода ритмически действующими мехами с одновременным расширением грудной клетки, производимое с помощью особого приспособления, не оказало должного действия. Промывание организма через сосуды питательной жидкостью, содержащей большее количество кислорода, чем в свежей артериальной крови, тоже не привело к успеху. Врачи работали в спальне, а рядом, в столовой, в той самой столовой, где некогда стоял гроб трагически погибшего Петровского, растерянно бегал из угла в угол бледный, потрясенный Гри-Гри.

«Почему Кю повесился? – в сотый раз спрашивал он себя. – Неужели Кю, жизнерадостный, верящий в светлое будущее, мог покончить с собой? Еще несколько часов тому назад он говорил о своем желании присоединиться к Роберту… – Тут Гри-Гри остановился, пораженный догадкой. – А если это не самоубийство? – Он с беспокойством оглядел комнату, желая удостовериться, не грозит ли ему опасность быть подслушанным. – Это ужасно, ужасно! « – шептал он. Ноги дрожали. Гри-Гри бросился вон из дому.

На пороге он столкнулся с Чери.

– Неужели это правда? – спросил тот; зубы его отбивали мелкую дробь.

– Что правда? – с испугом спросил Гри-Гри. Ему показалось, что Чери угадал его мысли.

– Он повесился?

– Ну, конечно! – воскликнул Гри-Гри и почти побежал вниз по дорожке.

Ночью тело Кю было разъято на части, которые поступили в анатомический музей, в так называемую коллекцию переживших органов, для того, чтобы служить людям, нуждающимся в том или другом органе.

Мадам Гаро, усыпленная газом и каким-то средством через подкожное впрыскивание, спала долго. Проснувшись, она не могла вспомнить, что с ней случилось накануне.

Обстановка была ей незнакома. Высокая комната с небольшим зарешеченным окном под потолком выглядела мрачно и холодно. На дверях резко выступало круглое отверстие, в котором блестело стекло – как будто чей-то неведомый глаз все время подсматривал, что делается в комнате. Тишина время от времени нарушалась звоном ключей, резким стуком дверей и заунывным криком – он долго перекатывался под сводами коридоров.

«Где я? Что со мной? Боже, я не могу вспомнить, что было со мной в последние дни! – Анжелика села на кровати. Закутанная в странный темный плащ, очень похожий на больничный халат, она не могла узнать себя. – Я больна. Верно, я была без памяти много дней. Эта палата… Нет, это не больница… Эта дверь… Неужели я в сумасшедшем доме или, быть может, в тюрьме? – Она сбросила с себя одеяло и резким движением опустила ноги на пол, где стояли неуклюжие, большие туфли. – Господи, хоть бы вспомнить, что со мною случилось? – Она встала и, обхватив голову руками, напрасно старалась проникнуть в прошлое, затянутое плотной черной завесой. – Значит, я сошла с ума. Однако я знаю, что я Анжелика Гаро… Что я живу в Париже, Риволи, 112. Мой муж Леон уехал… уехал… куда же он уехал? Ах, он умер. Боже мой, теперь я вспомнила: я не в Париже, я в Долине Новой Жизни, в этой ужасной долине ужасной жизни, в руках Куинслея. – Молодая женщина беспомощно опустилась на стул. Она все вспомнила. Работу в лаборатории Куинслея. Его угрозы – за что? Да, за знакомство с его сыном. – Она подперла руками голову и, уставившись глазами в одну точку, старалась восстановить последовательный ряд событий. – Нет, голова не повинуется мне! « – с отчаянием воскликнула она. И вдруг устремилась к столу, стоящему под окном. Она схватила стул, поставила его на стол и заглянула в окно. Перед ней расстилалась местность, поразившая ее своим суровым видом. Обрывистые голые скалы нависли со всех сторон. Узкое ущелье, как трещина в горе, спускалось вниз из-под самого дома; в другой стороне, далеко-далеко виднелся кусочек долины с разбросанными по ней постройками. Солнце уже садилось, скалы отбрасывали длинные черные тени. Шел реденький мелкий снежок – предвестник наступающей зимы. За стеной, наверно, очень холодно.

Она передернула плечами. Зябкое чувство вызвало у нее желание двигаться. Соскочив на пол, она подбежала к двери, стала стучать в нее, трясти большую железную ручку. Прошло несколько минут, прежде чем в небольшом стеклышке появилось незнакомое угрюмое лицо.

– Что нужно? – раздался хрипловатый голос.

– Я желаю знать, где я нахожусь?

– В тюрьме, на Остром пике.

– В тюрьме?! За что? Кто заключил меня сюда?

Но физиономия уже исчезла из окошка, вопросы остались без ответа. Анжелика подошла к кровати и, закутавшись в одеяло, легла так, чтобы ничего не видеть и ничего не слышать.

В таком виде застал ее тюремный сторож поздно вечером, когда везде горел уже электрический свет. Он поставил на стол питательные лепешки, какую-то кашицу в небольшой тарелке и стакан воды, подкрашенной экстрактом.

Мадам Гаро не спала, но ей не хотелось двигаться. О чем она думала? Пожалуй, ни о чем. Настоящих мыслей в голове не было.

Со временем мадам Гаро вспомнила все, даже последний день пребывания на свободе, последний вечер у Фишеров, приход к ним Кю и Чери, свое возвращение домой и даже сон-кошмар, в котором Макс Куинслей представился ей коршуном. Она не знала, каким путем попала в тюрьму, но это мало ее беспокоило. Тюрьма не казалась ей страшной. Она привыкла уже ко всему, и это последнее приключение не производило особого впечатления. Ее угнетало сделанное ею открытие: маленькая металлическая коробочка, которую она носила на груди, исчезла. Предохранитель, подаренный ей Рене, несомненно, был похищен. Теперь мысли ее становились достоянием каждого, у кого есть аппарат для внушения. С помощью этого аппарата ее голова делалась игрушкой в руках Макса.