Айн Рэнд - А есть а

– План Джона Галта – план мира, процветания и бла годенствия! – кричал диктор, в то время как на экране по явилась дрожащая картинка зала. – Рассвет новой эры! Продукт гармоничного слияния гуманистического духа нашего руководства и научного гения Джона Галта! Если ваша вера в будущее подорвана вредительскими слухами, то сейчас вы можете воочию убедиться в счастливом единстве первых лиц нашей страны!.. Леди и джентльмены! – В это время телекамеры направили на стол ораторов и экран заполнило изумленное лицо мистера Моуэна. – Мистер Гораций Басби Моуэн, американский промышленник! – Затем камеру заполнила морщинистая улыбка, вокруг которой застыло подобие лица. – Генерал армии Витингтон Торп! – Камера, как при полицейском освидетельствовании, двигалась от одного лица к другому, не менее предыдущего обезображенному разрушительным страхом отчаяния, неуверенности, презрением к себе, чувством вины. – Лидер большинства в Законодательном собрании… мистер Люциан Фелпс!.. Мистер Висли Мауч!.. Мистер Томпсон!.. – – Камера задержалась на лице мистера Томпсона; он одарил сограждан широкой улыбкой, затем повернулся влево с видом торжествующего предчувствия. – Леди и джентльмены, – торжественно произнес диктор, – Джон Галт!

Боже правый! – подумала Дэгни, что они делают? Лицо Джона Галта смотрело с экрана на сограждан, лицо, на котором не отражалось ни малейших признаков страха, боли или вины, а напротив, спокойствие и неуязвимое достоинство. Такое лицо, подумала она, среди этих, других? Что бы они ни замышляли, подумала она, они сами обрекли себя на провал. И больше ничего говорить не надо: вот оно – несовместимое различие в принципах, в подходах, вот он, выбор, и любой человек, если он человек, сразу поймет это.

– Личный секретарь мистера Галта, – произнес диктор в то время, как камера высветила следующее лицо и по спешно продолжила свое движение. – Мистер Кларенс Чик Моррисон… адмирал Гомер Доули… мистер…

Дэгни оглядела окружавшие ее лица, размышляя: увидели ли они разницу? Осознали ли ее? Увидели ли они его? Хотели ли они видеть его подлинным, настоящим?

– Этот банкет, – произнес Чик Моррисон, взявший на себя обязанности распорядителя, – устроен в честь вели чайшего человека нашей эпохи, талантливейшего творца, лучшего знатока секретов производства, нового лидера нашей экономики – Джона Галта! Если вы слышали его потрясающую речь по радио, у вас, вероятно, нет сомнения в его необычайных способностях. Сейчас он здесь, чтобы сказать вам, что он использует их для вашего блага. Если вас сбили с толку радикальные консерваторы, которые утверждали, что он никогда не будет заодно с нами, что между его и нашими взглядами на жизнь нет никаких точек соприкосновения, что они в корне противоположны, то сегодняшнее событие докажет вам, что все можно уладить и обо всем договориться!

Увидев его, подумала Дэгни, захотят ли они смотреть на кого-то другого? Осознав, что такие, как он, живут в этом мире, что он именно такой, каким может быть человек, – чего же им еще искать? Может ли у них быть другое желание, кроме как достичь в своей душе того, чего он уже достиг? Или их остановит тот факт, что мау-чи, моррисоны, томпсоны никогда и не стремились к этому? Будут ли они считать маучей людьми, а его чем-то сверхъестественным?

Камера скользила объективом по залу, высвечивая на экране на всю страну лица знаменитых гостей, лица настороженных лидеров и – время от времени – лицо Джона Галта. Он смотрел так, словно его проницательные глаза изучали людей за пределами зала, людей всей страны, которые смотрели на него; непонятно, слышал ли он что-нибудь; его лицо оставалось спокойным.

– Я горд возможностью, – говорил лидер большинства в Законодательном собрании, – отдать дань уважения величайшему организатору экономики, которого когда-либо знал мир, талантливейшему, блестящему проектанту – Джону Галту, человеку, который спасет нас! Я здесь для того, чтобы от имени всех людей поблагодарить его!

Это, с тошнотворным изумлением подумала Дэгни, спектакль чистосердечной лжи. Самое большое мошенничество заключалось в том, что они верили в то, что говорили. Они предлагали Галту лучшее из того, что, с их точки зрения, могли предложить, они пытались соблазнить его тем, что являлось в их представлении самым полным воплощением мечты: безрассудной лестью, невероятным притворством, одобрением без каких-либо критериев оценки, наградой без объяснения, почестью без каких-либо оснований, восхищением без причин, любовью без кодекса ценностей.

– Мы отбросили все мелкие разногласия, – говорил в микрофон Висли Мауч, – все предвзятые мнения, все лич ные интересы и эгоистичные точки зрения – чтобы слу жить под бескорыстным руководством Джона Галта!

Почему они слушают? – думала Дэгни. Разве они не видят печать смерти на этих лицах и печать жизни на его лице? К какому состоянию они стремятся? Какого состояния они жаждут для человечества?.. Она оглядела лица присутствующих в зале. Нервные и невыразительные, они отражали лишь сонную апатию и хронический страх. Они смотрели на Галта и на Мауча и не видели разницы между ними, не могли даже заинтересоваться, есть ли разница; их пустой, некритичный, лишенный всякой оценки взгляд, казалось, говорил: «Кто я такой, чтобы судить?» Она вздрогнула, вспомнив его слова: "Когда человек объявляет «Кто я такой, чтобы знать?»,– он говорит: «Кто я такой, чтобы жить?» А хотят ли они жить? – задумалась она. Казалось, они не хотели предпринять ни малейшего усилия, чтобы хотя бы задуматься об этом… Она видела, что лишь немногие способны на это. Они смотрели на Галта с отчаянной мольбой, с трагическим восхищением – их руки безвольно лежали на столе. Эти люди понимали его сущность, жили в тщетной надежде на его мир, но завтра, если бы они увидели, как его убивают в их присутствии, их руки остались бы столь же безвольны, они отвели бы глаза со словами: «Кто мы такие, чтобы действовать?»

– Единство действий и цели, – говорил Мауч, – при ведет нас к лучшей жизни…

Мистер Томпсон склонился к Га лгу и прошептал с дружеской улыбкой:

– Вы должны будете сказать несколько слов согражда нам, немного позже, после меня. Нет, нет, не нужно речи, всего одну-две фразы, не больше. Просто «привет, сограж дане» или что-то в этом роде, лишь для того, чтобы они узнали ваш голос.

Слегка усиленное давление «секретарского» дула на ребра Галта добавило еще один молчаливый абзац. Галт не ответил.

– План Джона Галта, – говорил Висли Мауч, – урегу лирует все конфликты. Он защитит собственность богатых и многое даст бедным. Он облегчит бремя налогов и обеспе чит увеличение государственных пособий. Он снизит цены и поднимет зарплату, обеспечит большую свободу личности и укрепит узы коллективных обязательств. Он соединит эф фективность свободного предпринимательства со щед ростью плановой экономики.