Айн Рэнд - Или – или

– Дэгни, ты в состоянии поговорить прямо сейчас?

– Да, если хочешь. Входи.

Франциско окинул гостиную быстрым взглядом – он еще никогда не переступал порога ее квартиры, – затем посмотрел на Дэгни. Он внимательно наблюдал за ней. Похоже, он понимал, что ее внешнее спокойствие предрешает исход его визита и не стоит ворошить пепелище прошлого, на котором уже не осталось ни искорки от отгоревшего костра боли.

– Садись, Франциско. – Она продолжала стоять перед ним, словно демонстрируя, что ничего не скрывает, даже бесконечной усталости, которой стоил ей этот день, и безразличия к заплаченной за него цене.

– Не думаю, что смогу удержать тебя, когда ты уже сделала выбор. Но если остался хоть один шанс, я должен им воспользоваться.

Дэгни медленно покачала головой:

– Бесполезно, Франциско. К чему все это? Ты капитулировал. Какая тебе разница, погибну я вместе с железной дорогой или умру вдали от дела моей жизни?

– Я еще не потерял веру в будущее.

– О каком будущем ты говоришь?

– О том, когда бандиты исчезнут с лица земли, а мы будем жить.

– Если «Таггарт трансконтинентал» суждено исчезнуть вместе с бандитами, я готова пожертвовать собой.

Франциско не ответил, он не сводил глаз с ее лица.

– Я думала, что смогу жить без нее, – спокойно добавила Дэгни. – Я ошибалась. Подобного не повторится. Помнишь, Франциско, когда мы только начинали, то оба верили, что единственный грех на земле – плохо делать свое дело? Я не изменила этой вере. – В голосе Дэгни дрогнула первая живая нотка. – Я не могу праздно наблюдать за тем, что они сделали с тоннелем. Я не в состоянии смириться с тем, что стало общепринятым. Франциско, ведь мы оба считали чудовищной мысль, что несчастья – это судьба, с ними надо смириться, а не бороться! Мне ненавистно смирение. Мне чужды беспомощность и отказ от себя. До тех пор, пока существует железная дорога, я буду ею управлять.

– Для того чтобы сохранить для бандитов их мир?

– Для того чтобы сохранить последний островок моего мира.

– Дэгни, – медленно произнес Франциско, – я могу понять человека, влюбленного в свое дело. Я знаю, что значит для тебя железная дорога. Но скажи, имела бы смысл твоя работа, если бы поезда были пусты? Дэгни, о чем ты думаешь при виде движущегося поезда?

Она бросила взгляд на город за окном:

– О жизни способного и умелого человека, который мог погибнуть в той катастрофе, но избежит опасности следующей, потому что я предотвращу ее. О человеке непреклонного разума и безграничных стремлений, человеке, влюбленном в жизнь… похожем на тебя и меня, какими мы начинали наше дело. Ты его бросил. Я не могу этого сделать.

Франциско на мгновение прикрыл глаза и напряженно улыбнулся; его улыбка была похожа на стон, вызванный пониманием и состраданием.

– Неужели ты все еще считаешь, что, управляя железной дорогой, будешь служить интересам такого человека? – спокойно и серьезно спросил Франциско.

– Да.

– Хорошо, Дэгни. Я не буду тебя останавливать. Пока твои взгляды не изменятся, тебя ничто не удержит. Ты одумаешься, когда обнаружишь, что твоя деятельность направлена не на благо этого человека, а на его гибель.

– Франциско! – изумленно и отчаянно крикнула она. – Ты должен это понять, ты же знаешь, о каком человеке я говорю, тебе он тоже близок!

– О да, – небрежно бросил Франциско, вперив взгляд в пустоту комнаты, будто там находился живой собеседник. – Что тебя удивляет? – добавил он. – Ты сказала, что когда-то мы оба принадлежали к людям этого типа. Мы и по сей день остались такими. Только один из нас его предал.

– Да, – сурово бросила она, – один из нас пошел на это. Отречение не поможет нам в деле служения такому человеку.

– Мы также окажем ему плохую услугу, если пойдем на соглашение с теми, кто не позволяет ему жить.

– Я не иду на соглашение с ними. Они нуждаются во мне и понимают это. Я сама диктую условия.

– Участвуя в игре, в результате которой они остаются в выигрыше, а за это на тебя валятся все шишки?

– Если это поможет продлить жизнь «Таггарт трансконтинентал», то большего выигрыша нечего и желать. И что из того, что они требуют от меня платы? Пусть получат то, чего хотят. У меня останется железная дорога.

– Ты думаешь? – усмехнулся Франциско. – Неужели ты думаешь, что их нужда в тебе способна защитить тебя?

Неужели ты думаешь дать им то, чего они хотят? Нет, ты не одумаешься, пока собственными глазами не увидишь, чего они хотят от тебя на деле. Помнишь, Дэгни, чему нас учили? Богу – богово, кесарю – кесарево. Возможно, их Бог и может допустить такое. Но человек, которому, как ты говоришь, мы служим, такого не потерпит. Ему чужды двуличие, разлад между разумом и телом, несоответствие действий духовным ценностям. Ему претит преклонение перед кесарем.

– Все эти годы, – мягко заметила Дэгни, – мне бы и в голову не пришло, что может наступить день, когда мне придется на коленях просить у тебя прощения. Теперь это кажется мне возможным. Убедившись в твоей правоте, я сама принесу извинения. Но не раньше.

– Так и будет. Но становиться на колени необязательно.

Хотя Франциско смотрел Дэгни прямо в лицо, он, казалось, не видел ее. По его взгляду Дэгни поняла, свидетелем какой капитуляции он надеется стать в ближайшем будущем. А еще Дэгни заметила, как он попытался отвести глаза, надеясь, что она не перехватит и не разгадает его взгляд, не поймет, какая в нем идет борьба, о чем свидетельствовали дрогнувшие напряженные мускулы его лица – лица, которое она так хорошо знала.

– Запомни, Дэгни: до тех пор мы с тобой будем врагами. Я не хотел этого говорить, но придется. Ты первый человек, который одной ногой ступил на небеса и вернулся обратно на землю. Хоть и мельком, но ты увидела слишком многое и должна все четко понимать. – Я веду борьбу не с твоим братом Джеймсом и не с Висли Маучем, а с тобой, Дэгни. Именно тебя мне нужно победить. Я изо всех сил стремлюсь как можно быстрее покончить с тем, что тебе дороже всего. И пока ты будешь бороться за спасение «Таггарт трансконтинентал», я буду работать на ее разрушение. Даже не думай просить у меня помощи или денег. Ты знаешь мои мотивы. Можешь меня ненавидеть – ты имеешь на это право.

Дэгни приподняла голову. В ее позе не произошло заметных перемен; она просто старалась контролировать свое тело, зная, как много может сказать Франциско малейшее ее движение.

– Что это тебе даст? – Произнося эту короткую фразу, она являла собой воплощение женственности, и только в почти незаметной категоричности тона звучал вызов.

Франциско понимающе посмотрел на Дэгни. Он не собирался, но и не отказывался делать признание, которое она пыталась из него вырвать.