Алексей Лукьянов - Жесткокрылый насекомый

Зазвонил телефон. Вот оно, подумала хозяйка и сняла трубку.

— Тетка Мика, ты совсем с дуба рухнула? — запричитал телефон голосом сестры. — Что мне там старики наговорили, что за дети у тебя там?

— Наташенька, нет никаких детей, это недоразумение…

— Плохо слышно!

— Досадное недоразумение, говорю! — проклятая связь. — У тебя, у тебя-то как?

— Как всегда. Мишкина племянница отказывается есть, у нее диета, у меня для ее диеты продуктов нет, Мишка психует на нее, я психую на них обоих — он ведь тоже не ест ни хрена! Тетка Мика, ты одна?

— Вроде одна.

— Старики жалуются…

…В один прекрасный день два года назад Наташа сообщила, что увольняется и уезжает. Институт стоял на ушах: должность проректора по научной работе просто так никто не оставит — должны иметься более чем веские причины, чтобы вдруг сорваться с насиженного места и начинать все заново. Впрочем, причины были известны всем. Наталья Васильевна никогда не скрывала конфронтации с ректором. И вот теперь конфликт достиг апогея, Кулик положила заявление об уходе, а ректор подписала.

Марине будто кислород перекрыли. И дело даже не в некоей мистической связи близнецов, хотя и таковая, возможно, имелась. Марина с Наташей хоть и были близняшками, но вполне самодостаточными, недаром Наталья Васильевна занималась лингвистикой, а ее сестра стала математиком.

Главным ударом для Марины стала неминуемая разлука. До сих пор они не расставались дольше чем на неделю. Теперь же предстояло жить порознь и видеться раз в полгода, да и то лишь в том случае, если Наташа сможет. Самой Марине подобные путешествия уже заказаны: кто будет за животными приглядывать?..

— Наташа, они всегда жаловались, и до твоего отъезда, и после…

— Ну теперь ведь у тебя совсем зверинец дома.

— А куда их девать? Куда я их дену?!

— Не знаю. Может, начать их как-то разрешать?

В это время кто-то настойчиво постучал в дверь.

— Разрешать? Усыплять, что ли? Ты представляешь, сколько это стоит? Не говоря уже о том, что я на это никогда не пойду.

Стук повторился.

— Наташенька, извини, кто-то ломится в дверь, я тебе позже перезвоню, — и, счастливая, что тяжелый разговор отложен, Марина пошла открывать.

За дверью стоял незнакомый милиционер.

— Входите скорей, собаки волнуются.

Милиционер повиновался. Было ему не больше двадцати, этакий одуванчик. Он смущенно морщился, переминаясь у порога.

— Слушаю вас внимательно.

— Вы Марина Васильевна Кулик?

— Да.

— Сержант Боборыкин. Ваши дети задержаны.

Обидчиков было трое. Женя определил, что этим парням лет по тринадцать, не больше. Кира старше их, а Игорек — и подавно, но он же болеет, а Кира — девчонка… К тому же она за мороженым ушла, а Женя с Игорем и Олегом остались у фонтана.

— Тут че, дурдом на выгуле? — заржал самый высокий, в бриджах, и легонько пнул Игоря.

Игорь захныкал:

— Оыльна-а!

Женя знал, что ему не столько больно, сколько обидно.

— Чего пристали, придурки? — зарычал он.

— Сдрисни, пока не напинали. — Это загорелый, в темных очках толстяк в белых джинсах и майке.

Тут заревел Олег.

— Пошли отсюда, вам же хуже будет! — уже заорал Евгений.

Длинный положил ладонь Жене на голову и сильно пихнул. Мальчик полетел спиной назад, запнулся и упал, едва не стукнувшись головой о бортик фонтана.

Все идут мимо. Кто летом, в будний день, гуляет в парке? Молодые мамаши кучкуются в тени тополей, аттракционы еще не работают, взрослых никого.

Почти.

Потому что Кире пятнадцать, и она уже бежала на помощь.

Пацаны не испугались: слишком мелкая защитница казалась на вид. И белый полиэтиленовый пакет в ее руке не казался тяжелым — видно ведь, что там мороженое.

— Ну иди сюда, — ласково позвал третий, в штанах и футболке хаки, правой ступней опиравшийся на дорогой скейт. И когда Кира оказалась всего в двух метрах от врагов, роликовая доска, будто живая, рванулась ей под ноги.

Казалось, сейчас она запнется и упадет. Но она ловко перепрыгнула снаряд и со всего маху ударила «камуфлированного» пакетом по лицу.

Парень взвыл и схватился руками за глаза.

— Ах ты, сучка! — вырвалось у длинного.

Евгений совершенно точно знал, что его в расчет не берут, — слишком мал. Он бросился длинному на спину, и, словно рысь, вцепился ногтями в лицо.

— Кирка, бей! Бей его! Он Игоря обидел!

Девушка потемнела лицом и без замаха ударила под колено замешкавшегося толстяка — бить завертевшегося волчком пацана было неудобно. Толстяк ойкнул и упал под ноги «камуфлированному», который никак не мог проморгаться.

А Женя добивал длинного. Одних ногтей ему показалось мало, и он вонзил зубы хулигану в плечо. Длинный заорал. Тогда Женя укусил врага за шею, отчего крик ужаса разнесся, казалось, по всему парку.

Евгений что есть силы цапнул длинного за ухо, тот мотнул головой, не удержал равновесие и упал в фонтан. Но и в воде яростный малыш не отцепился. Неведомо как он оказался наверху и пару раз умудрился окунуть «коня», не давая ему отдышаться.

Именно в этот момент появились добрые люди в лице администрации парка и остановили побоище. Правда, все как-то странно получилось.

Глядя на потрепанных хулиганов, добрые люди почему-то усомнились, что Кира с Женей оборонялись. Впрочем, и троица незадачливых оболтусов не осталась вне подозрений, поэтому обе стороны локального конфликта были препровождены в ближайшее, уже знакомое нам третье отделение милиции.

— …а я ему говорю: «Подавишься, подавишься!» А он дурак такой, идет и жрет. Ну кто будет листья жрать? Ну ведь дурачок же?

Бабки поддакивали: конечно, Андрюшенька, конечно. И не верили ни на секунду.

— Вон, опять идет! Подавишься, дурачок!

Бабки проследили направление, в котором смотрел Андрюша. Там шел огромный усатый мужик в блестящем терракотовом пиджаке, нес в руке березовый веник.

И объедал с него листья.

Народ насторожился. Нельзя сказать, что экстравагантное поведение могло шокировать ольховчан: на памяти города были и приземление космонавтов, и теленок с двумя головами, и даже один нобелевский лауреат… Однако кто знает, что на уме у этого листоеда? На автостанции в это время находилась без малого сотня человек, и все пристально следили за таинственным незнакомцем.

Мужик отгрыз листочек, бросил веник — и улетел, звеня слюдяными крылами.

Народ долго смотрел ему вслед, пока незнакомец не растаял в зеленом дыму тополей. И никак не отреагировал. По крайней мере — внешне.

Один только Андрюша сорвался с места и бросился вслед за летуном. И попался в лапы Одинаковым-с-лица.

— Здравствуй, Андрюша. — Коля-второй достал из кармана чупа-чупс. — Хочешь чупик?

— Ты маньяк? — притворно испугался блаженный.