Зиновий Юрьев - Человек под копирку

– Тебе удобно, сынок? – спросил старший Клевинджер, и Оскару показалось, что в голосе отца прозвучала нотка неуверенности.

– Да.

– Хорошо. Я знаю, Оскар, что ты не разделяешь многих моих взглядов. Я тоже не всегда могу согласиться с тобой. Наверное, это неизбежная война поколений. Но я прошу внимательно выслушать меня и постараться понять. Заранее хочу тебя предупредить, что все тобой услышанное должно быть сохранено в абсолютной тайне. Не спрашивай почему – ты поймешь сам.

В пятьдесят четвертом году… да, в пятьдесят четвертом, когда твоей сестре было два года, мой знакомый как-то сказал мне, что со мной хочет поговорить один молодой ученый. Я ответил, что, как он, наверное, знает, филантропом я себя не считаю, денег не даю и молодых гениев не поддерживаю. Тем не менее он настаивал, и я согласился. Назавтра мне позвонил этот ученый, назвался доктором Грейсоном и, не объясняя зачем, просил приехать к нему. Я дал слово своему знакомому, мне неудобно было отказываться, и я поехал.

Меня встретил энергичный молодой человек и с места в карьер объявил, что может предложить мне хорошую сделку. Я ответил, что ничего покупать не собираюсь, но Грейсон как-то странно улыбнулся. Я, как сейчас, помню эту улыбку, хотя прошло больше тридцати лет.

«Мистер Клевинджер, – сказал он, – я бы никогда не решился побеспокоить вас, если бы не был уверен, что мой товар вас наверняка заинтересует».

«Что же вы намерены мне предложить?» – сухо спросил я и посмотрел на часы.

Он понял мой жест.

«Можете не смотреть на часы, – с какой-то гипнотизирующей уверенностью сказал он. – Через минуту вы забудете о часах».

Надо сказать, что в докторе Грейсоне есть что-то от артиста. Он подошел к двери и царственным жестом распахнул ее. В комнату вошла молодая женщина, ведя за руку двухлетнего мальчика.

«Знакомьтесь, – сказал он, – это моя жена Мелисса и сын Эрик».

Я поклонился. Женщина ничем примечательна не была, а мальчуган был точной копией отца. Должно быть, доктор поймал мой взгляд, потому что достал из стола два конверта, извлек из них две пачки фотографий и подвинул их мне. На всех фотографиях был изображен Эрик. Я не мог понять, что этот Грейсон хочет от меня. «Может быть, он намерен продать мне сына?» – подумал я.

«Как по-вашему, кто изображен на фото?» – спросил меня Грейсон.

Я пожал плечами. Вся эта нелепая мистификация начинала злить меня… Ты ведь знаешь мой характер, Оскар. Я не терплю неопределенности, загадок, намеков…

«Ваш сын», – сухо ответил я и встал.

«Вы ошибаетесь, мистер Клевинджер! – торжествую­ще воскликнул Грейсон. – На одних изображен я в возрасте двух лет, на других действительно Эрик. Если вы сможете определить, где кто, я попрошу у вас прощения за отнятое время и мы тут же расстанемся».

Мне ничего не оставалось, как присмотреться к фото­графиям. Мистер Грейсон, по-видимому, шутил. Такого сходства быть не могло… Ведь передо мной было не две любительских фотографии. Их было дюжины две, открыточного формата, черно-белых и цветных. И на всех них был снят один и тот же мальчик – Эрик. Вся эта мистификация мне изрядно надоела, и я снова встал, на этот раз уже решительно.

«Благодарю вас, доктор Грейсон, – раздраженно сказал я. – Я не покупаю детские фотографии, даже оптом…»

«Переверните фото», – властно сказал Грейсон, и сам не знаю почему, но я повиновался. На части фото стоял штамп фотографа и дата, заверенная печатью нотариуса. 1930 год. Этого не могло быть. В 1930 году Эрика еще не было. Не было, наверное, и его матери. Или дата фальшивая, или… Я и не знал, что подумать. Понимаешь, на фото было не сходство, не большое сходство, не необыкновенное сходство. Понимаешь, это было безусловно одно лицо. Одно лицо до мельчайших деталей.

Грейсон посмотрел на меня с нескрываемым торжест­вом. Он кивнул жене, и та вышла вместе с мальчиком. Грейсон выдержал эффектную паузу и эдак небрежно, походя заметил:

«Должен вам признаться, мистер Клевинджер, что Эрик вовсе не сын мне».

«Как? – не выдержал я. – А кто же?»

«Он моя копия, мой слепок».

«Это я видел!» – нетерпеливо воскликнул я.

«Нет, вы меня не поняли. Я говорю не фигурально. У Эрика не было отца и матери в общепринятом смысле этих слов. Дело в том, мистер Клевинджер, что перед вами гений. Да, да, гений, потому что я не знаю других слов, которыми можно было бы описать мои способности в биологии. Такие слова, как «необыкновенные способности», «талант» и прочие в высшей степени неадекватны. Я именно гений, как ни странно звучит такое заявление о самом себе, но это так. Я ведь не тщеславен, я просто констатирую факт. Я сделал то, что еще никому не удавалось сделать. Со временем, вероятно, кто-нибудь этого и добьется, но я первый».

Ты ведь знаешь, Оскар, я человек по природе не впечатлительный и не восторженно-доверчивый. Но я не засмеялся. В Грейсоне бурлила какая-то дьявольская энергия, он излучал фантастическую уверенность. Он оказался прав: я забыл о том, что на руке у меня были часы.

«Понимаете, – продолжал Грейсон, – Эрик – первый в истории человечества человек, который родился, как я вам уже сказал, не обычным методом полового размножения. Вы, возможно, слышали или читали, что весь наследственный код, запрятанный в спиралях ДНК, то есть вся информация, которая определяет, что из этой клетки вырастет, допустим, человек среднего роста с карими глазами и склонностью к стихосложению, а не саблезубый тигр, склонный прыгать своим жертвам на спину, содержится не только в половых клетках, но и во всех обычных соматических клетках. Обычный зародыш – набор хромосом отца и матери – несет в себе наследственные характеристики своих родителей. Мне удалось активизировать обычную соматическую клетку. Я взял у себя изо рта какое-то количество клеток слизистой оболочки. Это не операция, боже упаси! Просто нужно слегка поскрести слизистую. Клетки слизистой я поместил в подходящую среду. Затем я взял яйцеклетку Мелиссы…»

«Позвольте, – сказал я, – но вы же только что…»

«Не торопитесь, – строго сказал Грейсон, словно я был его учеником. – Я извлек из ее яйцеклетки ядро и на его место вставил ядро клетки, взятой из слизистой моего рта. Как я вам уже сказал, все наследственные признаки зашифрованы в ДНК, а молекулы этой кислоты находятся в ядре клетки. Я обманул природу. У меня была яйцеклетка, которой быть не могло. И вот эту-то таким образом подготовленную яйцеклетку я ввел опять Мелиссе. Далее все шло как обычно. Беременность развивалась нормально, и через девять месяцев она родила Эрика. Все то время, что он пробыл зародышем и плодом в ее чреве, она была лишь сосудом для него, укрывавшим и кормившим его. Никаких наследственных признаков передать ему она не могла, ибо клетка, из которой развился Эрик, несла мои, и только мои, наследственные признаки. Она была слепком, копией моей клетки, а моя клетка – это я. Таким образом, Эрик не мой сын и не сын Мелиссы. Он – моя копия, мой точный слепок. Человек под копирку. Отсюда и сходство, которое так поразило ваше воображение».