Эрнст Юнгер - Гелиополь

Луция пробирала дрожь в этом кабинете охотника за черепами. Он чувствовал, что находится в таком месте, где наука совершенно откровенно становится опасной — делается средством в руках полиции. Строгие прямые линии Координатного ведомства приняли здесь форму крюка и петли. Девиз «Знание — сила» старого Фрэнсиса Бэкона упрощался здесь до лозунга «Знание — убийство».

И сам покой в этом помещении был только кажущимся. Доктор Беккер, казалось, был погружен в своего рода подведение итогов; кипы перфорированных карточек, на которые он ставил красными чернилами маленькие значки, грудами росли на его рабочем месте. Он поднял голову, как человек, у которого совсем нет времени, и указал на второй стул рядом с собой.

Луций сел и посмотрел на ученого, одетого в неброский серый мундир, похожий скорее на домашнюю куртку. Узкий высокий лоб с лысым черепом и венчиком рыжих волос и голубые глаза, остро сходящиеся на собеседнике, были ему знакомы. Это обстоятельство оказалось весьма кстати, больше даже, чем от него можно было ожидать.

— Недавно я имел удовольствие слышать вашу беседу с профессором Орелли об одном диковинном острове, о котором он вам рассказывал.

Доктор тщательно придавил свои карточки резной костью и кивнул:

— Да, я припоминаю. Вы завтракали на «Голубом авизо» за нашим столом. Такая поездка — одно удовольствие.

В воздухе так и носится дух Гесперид. Он еще добавил, словно хотел подчеркнуть разницу между ними:

— Орелли — старый друг студенческих лет, товарищ по Нео-Боруссии.

Он указал при этом на ленточку, выглядывавшую из-под расстегнутого мундира. Потом продолжил:

— Мы ценим его научные сообщения, всегда вызывающие интерес, хотя они и нуждаются в научном контроле.

Это был пинок в сторону Академии.

— В последнее время они не лишены некоторого чудачества. Эта его Лакертоза похожа на такие явления, как Атлантида или Хаитхабу, выдуманные праздными головами, и лишь прибавляет балласта в работе. И это еще не самая худшая оценка подобного труда, если не ставить вопроса cui bono. [59] Кому это нужно? В чьих интересах? (лат.). На этом имя не сделаешь.

Он поиграл бивнем моржа, на котором были вырезаны фигурки, и пробормотал:

— Я, между нами говоря, очень сомневаюсь, существовало ли в универсуме когда-либо это захолустное гнездо? По эту сторону Гесперид, во всяком случае, наверняка нет.

Это был выпад против Бургляндии. Беседа не клеилась. Наступило молчание. Тогда Луций сказал, делая отвлекающий маневр:

— А вот на этого даже страшно смотреть.

Он указал на череп, в верхней части которого была пробита огромная дыра.

— На этого?

Доктор посмотрел на красную цифру, проставленную на белой кости.

— Он взят с кладбища парсов на краю Пагоса. Типичное явление — так бьет клювом гриф, когда добирается до мозга.

Это обстоятельство сделало его разговорчивым, оно касалось его компетенции.

— Вам надо посмотреть мой фильм об этом. Сначала прилетают некрупные вороны, они выклевывают глаза. Потом начинают парить бородачи и стервятники, производят первичную обработку. Они уступают место орлу-могильнику, царю любителей мертвечины, тот лакомится благородными внутренностями. И напоследок заявляется целая свора урубу, гарпий и других мелких хищных птиц, которые завершают пиршество. Так труп бывает в мгновение ока растерзан. Довольно забавное зрелище, стоит посмотреть.

Он поставил череп назад, к другим.

— Говорят, что с этим связана особая мантика. [60] Искусство предсказывать будущее (греч. — лат). Жрецы наблюдают из башенки за трапезой и делают заключение о моральных устоях умершего в зависимости от того, с какого глаза будет начата трапеза — с правого или левого.

Он вздохнул.

— Злой народ. Старые ошметки Ближнего Востока, тронутые вонью падали. Трусливый, коварный и очень хитрый. Однако чем могу служить, командор?

Луций выпрямился на стуле.

— Господин доктор, я пришел к вам по одному делу, связанному с арестами. Один из арестованных имеет отношение ко Дворцу. Я имею в виду Антонио Пери, переплетчика книг, который живет на улице Митры. Тихий такой человек, мы ценим его как мастера книжного дела. Он уже много лет изготавливает переплеты для Проконсула. В его руках находятся ценнейшие рукописи. Его судьба очень тревожит меня, его надо выпустить на свободу. Для меня это вне сомнения, и я ручаюсь за него и его семью.

Лицо доктора Беккера омрачилось. Он посмотрел на Луция своим пронизывающим подозрительным взглядом и неодобрительно покачал головой:

— После каждой акции нас заваливают прошениями и жалобами подобного рода. В конце концов, в Гелиополе есть и другие переплетчики, не обязательно парсы, и они отлично работают. Или вы имеете в виду, что Проконсул лично заинтересован в этом Пери?

— Я не уполномочен делать подобное заявление. Я прошу вас рассматривать наш разговор как частный.

Доктор задумался на мгновение, потом встал.

— Потерпите минуточку. Я принесу дело из регистратуры.

Он вышел, оставил Луция наедине с черепами. Тишина была гнетущей, слышно было только жужжание вентилятора на стене. Казалось, что на какую-то долю секунды жужжание его прерывалось легким щелчком — словно хлопали ресницы, когда он моргал. Луций улыбнулся. Техника у доктора Беккера была не без дефекта. Тут дверь открылась, и вошел Беккер с досье в руках. Он открыл папку и начал изучать формуляр, записи в котором уже частично поблекли. Теперь его манеры и тон были совсем как у полицейского:

— Пери, Антонио, вдовец, шестидесяти трех лет, владелец дома № 10 по улице Митры. Переплетчик, позолотчик и торговец изящными изделиями из кожи; по происхождению из древних парсов, несколько поколений прожили в Гелиополе.

Потом он, казалось, пропустил некоторые записи, как бы не предназначавшиеся для Луция, и прочел вторую часть:

— Пери, Будур, двадцати пяти лет. Племянница вышеозначенного. Дочь Марцбана Пери и его жены Биргит, урожденной Торстенсон из Хаммерфеста. Полукровка, незамужняя, по образованию германистка, защищалась у профессора Фернкорна.

Он поднял голову и пожал плечами:

— Боюсь, тут я вам ничем не смогу помочь. Что касается старика, не может быть и речи. Да и племянница тоже, по сути дела, есть только одна слабая зацепка — полукровка, но она, однако, носит кошти.

Он явно колебался, потом спросил:

— При условии, конечно, что вы лично не заинтересованы в ее судьбе?

Луций почувствовал непристойность намека. У него было огромное желание встать, но он мгновенно увидел перед собой то ужасное место, где погибал человек, надеявшийся на него. Тут уж не оставалось ничего другого, как закрыть на все глаза и заговорить тем же языком, — отсюда никто не уходил незапятнанным. Он заставил себя улыбнуться улыбкой авгура: