Павел Комарницкий - День ангела

Мне стыдно самому, но еще яснее я вижу слезы моей Ирочки.

"Вот что, вы оба. Вам надо немного отдохнуть. Отстраняю вас от работы. Вплоть до особого распоряжения. Роман, завтра возьмешь на работе отгулы до конца недели, тебе дадут. Дальше будет видно. Все у меня"

Закат горел багровым огнем на полнеба, обещая на завтра ветреный, дождливый день. Надо же, весь день над городом висело серое мокрое одеяло, а к закату тучи разошлись, на пару минут явив миру солнце.

Я сидел у окна моей единственной комнаты, вяло перелистывая газеты, накопившиеся за все лето. Я не читал ни одной газеты с того июньского дня сперва не было желания, потом ни желания, ни времени. Собственно, я и сейчас не собирался их читать, просто надо было чемто занять руки. Я ждал.

Руки медленно, машинально комкали газету. На моем безымянном пальце поблескивал камешком серебристый изящный перстень. Никогда больше не буду снимать его с руки, пусть врастет в палец!

Я смотрел на перстень и думал. Надо же, на вид дешевая серебряная безделушка с непонятным камешком, явно не драгоценным. И таковой являющаяся для всех, кроме меня. Мое личное оружие, подчиняющееся только мне. Только я могу усилием мысли привести его в действие. Направить в сторону цели, сжав кулак, мгновенное мысленное усилие и цель нелепо и кособоко осядет, вырубится минут на десять, а то и двадцать. А уж дальнейшее зависит от внутреннего содержания цели. Добрый человек очнется от обморока и пойдет себе надо же, обморок, надо всерьез подлечить нервишки. Человек не добрый, но и не законченный гад таких, к сожалению, большинство будет какоето время страдать головными болями, тем дольше, чем больше в человеке накоплено злости. А с какогото предела количество перейдет в качество, когда процесс внутреннего разрушения, инициированный парализатором, пойдет уже необратимо, и двуногая тварь да, уже не человек начнет чахнуть, последовательно проходя стадии хромого с палочкой, инвалида на костылях, паралитика в коляске… Покойника. И никакие врачи не помогут, разве только немного замедлят процесс, продлят мучения.

Я положил скомканную газету в блюдце, направил на нее камешек, уже привычно, как на тренировке, сжав руку в кулак. Представил себе, как загорается газета, и она тут же вспыхнула целиком. Это другое действие перстня, не основное. Проникающее термическое воздействие. Можно зажечь костер, можно взорвать бензин в бензобаке. Если немного потренироваться, можно научиться взрывать патроны в обоймах. Наверное, и снаряды в танке… Хотя нет, сквозь толстую броню не достанет. Для этого нужен специальный прибор, как его "для поражения быстролетящих и сильно бронированных целей", но мне по роду занятий он, слава богу, пока не нужен. Ну где же моя Ирочка?

"Рома, открой балкон. Я сейчас буду. И отойди на шаг от двери ты попадешь под действие маскировочного поля, будет неприятно"

Я секунду смотрю сквозь стекло на улицу, потом торопливо открываю шпингалет балконной двери, распахиваю ее настежь. В комнату врывается холодный сентябрьский воздух, пропитанный сыростью с привкусом бензиновой гари.

На балконе сильным порывом ветра взметывает мелкий мусор, скрипят балконные перильца под тяжестью опустившегося на них груза, над ними дрожит зыбкое марево. Марево перемешается в комнату. Секунда воздух начинает кипеть, пузыриться, и на пороге балкона возникает Ирочка, складывая за спиной свои невероятные крылья.

- Я пришла.

Я делаю шаг к ней, и она делает шаг навстречу. Обхватывает меня тонкими руками, прижимается всем телом. На этот раз на ней серозеленый облегающий комбинезон, из которого торчат только крылья, кисти рук и ступни ног. Да, конечно, осень на дворе.

Я вдруг подхватываю ее под мышки, кружу вокруг себя и смеюсь, смеюсь счастливо, долго.

- Ты пришла! Ты моя! Ты здесь!

Она тоже смеется, и вдруг, распустив крылья, одним взмахом останавливает мое вращение, опрокидывает на пол, и мы валимся под звон чегото мелкого и стеклянного.

- Я у тебя разбила чтото.

Она поудобнее ложится на меня, как на диван, берет в твердые ладошки мое лицо. Ладошки быстро становятся горячими, прогреваясь с холода, нежат мои щеки. Ее глаза занимают все поле моего зрения. Вот, вот сейчас…будто перышком…

- Ай, больно! я чувствую на губах солоноватый привкус крови и ты еще меня обзываешь хищником!

- Слушай, мне же дали отпуск до завтрашнего вечера! Мы будем вместе целые сутки!

- Признайся, ты нарочно подстроила все это, чтобы нам наконец побыть вместе?

Она вскакивает, как пружинка.

- Нет, какой ты всетаки безобразный! Как ты мог так обо мне подумать?

Я встаю на колени, обнимая ее под крыльями. Под комбинезоном чувствуется упругое тоненькое тело, ее сердце бьется медленно, размеренно.

- Мое сердце приспособлено для полета, Рома. Сейчас оно работает в четверть силы. Это у тебя оно трепещет от одного моего вида.

- Просто я тебя сильнее люблю.

- Даа? Сейчас проверим…

Ее глаза опять занимают все мое поле зрения, и я тону в их неистовом сиянии. Долгий, тягучий поцелуй.

- Я есть хочу вообщето!

Ирочка деловито обследует содержимое холодильника.

- Ты неисправим, мой хищник. Мясо, мясо и только мясо. А это что?

- Пельмени. Внутри там тоже мясо, во всяком случае теоретически. Там еще рыба есть и яйца.

- Вижу. Рыбьи трупы ничуть не лучше трупов животных. Ага, есть!

Она сноровисто вытаскивает из недр холодильника помидоры. Про них я и забыл.

Она раскладывает все извлеченное на две кучки.

- Так, это мне она подвигает к себе коробочкугрохотку с десятком яиц, полдюжины крупных помидоров, пачку масла. Остальное хищному зверю.

Она вдруг вскидывает голову, впивается взглядом в мои глаза:

"У тебя не хватает еды? Отвечай!"

"Да нет, что ты! Мне дома и естьто некогда, вот я и не стараюсь"

Она смягчается.

- Ладно, из этого получится неплохая яичница. А помидоры я съем сырыми.

"… Твой папа сказал, что ты притащишь мне документы…"

"Все есть. Но сегодня никаких дел. Только мы"

Мы лежали на широком диване, я на спине, Ирочка на моей груди. Ее крылья развернулись и укрыли нас обоих сразу стало тепло и уютно.

На этот раз она попросила меня снять всю одежду, и я не возражал. Мы знакомы уже тысячу лет, чего же нам стесняться?

"Все будет, как ты скажешь. Устала, пока летела?"

"Нет, что ты. Я летела сюда в транспортном коконе, он выпустил меня прямо над вашим домом. Я не могла потерять три часа нашего времени она фыркнула в голос да еще предстать перед тобой в виде мокрой курицы. Дождь же был!"

Она замолчала, но я видел ее беспокойство и глубоко укрытую тоску. И страх.

"Что случилось, родная? Не молчи!"

Ее глаза рядом.

- Ты в последний раз видишь меня такой, Рома. Завтра вечером мы расстанемся, а послезавтра я ложусь в витализатор. Все готово, Рома, и дела я сдала полностью. Я и лопухнулась только потому. Расслабилась.