Владимир Дрыжак - Кесарево сечение

– Да не собираюсь я прыгать! – возмутился я.

– Ты слу-ушай, дура! Семья – дело тонкое. А от хорошей женщины и дети хорошие. А дети – тот минимум, который мы должны вернуть Господу, за то что он допустил нас к существованию… Ну, а в остальном ты, конечно, человек свободный. В том смысле, что иди и работай. Установку не забыл?

Он повернулся к пригорюнившемуся Сюняеву, и произнес участливо:

– Пойдем, Валера, я тебе тоже кое-какие заветные слова скажу. Да надо кое-что обсудить насчет Таккакацу…

Я жестом предложил Куропаткину следовать за мной и вышел в коридор, предоставив Валерию Алексеевичу излить накопившуюся желчь на Петра Яновича самостоятельно. Так, по-видимому, оно и случилось, потому что Вася, появившийся через минуту с пальцами в ушах, блаженно улыбался. Он обожал присутствовать во время препирательств Сюняева со всеми остальными ведущими, уверяя, что только за счет этого расширяет свой лексикон.

Вася Куропаткин проработал в отделе два года. Его стажерский срок заканчивался, и решался вопрос о допуске его к самостоятельной работе в качестве дознавателя. По специальности он был программистом, но Гиря считал, что подсобных рабочих в отделе быть не должно. Вообще, он проводил довольно тонкую кадровую политику. Суть ее состояла в том, что он высматривал подходящих людей, где только мог, и переманивал без зазрения совести. В результате спектр специальностей сотрудников варьировался от физиков-ядерщиков до педагогов-логопедов.

Мы с Куропаткиным отлично ладили, потому что у него был золотой характер. Если нужно было согласиться, он соглашался, а нужно возразить – возражал. А когда надо было высказать дельную мысль, именно это и делал, чем я не однажды пользовался. Со своей простецкой белобрысой физиономией он легко входил в доверие и добывал факты там, где у меня возникали затруднения. Кроме того, Вася тоже ходил в горы, и на этой почве после второго восхождения на пятитысячник у нас даже возникли разногласия. Мы решили, что в ближайшее время возьмем Эверест и Джомолунгму, но не смогли договориться, куда полезем сначала, а куда потом.

Кстати, "горняшка" Василия не брала, и он ходил наверх без кислорода. Я же в таком режиме проходил только до четырех с половиной тысяч. Узнав об этом, Гиря сказал, что сделает Василия специалистом по эпизодам, связанным с разгерметизацией, и посоветовал испытать его способности в чистом вакууме. Пока такой случай не представился.

– Ну, я готов, – сказал Вася, вынимая пальцы из ушей. – Куда летим?

– В архив, – ответил я лаконично.

– А оттуда?

– Там и сядем.

– А-а… Ну, пошли. Если не секрет, что мы там будем делать?

– Думать.

Услышав это, Вася, хотя и удивился, но вопросов больше задавать не стал. Вероятно, идея показалась ему заманчивой. Правда, когда мы пришли, нашли укромное место, и я изложил ему замысел, Вася несколько потускнел.

– Что, все отчеты? – переспросил он. – Да их же десятки тысяч!

– Около шестидесяти, – уточнил я.

– Но это же неописуемое число!

– Почему неописуемое. Вполне описуемое. Шестьдесят две тысячи двести сорок один отчет по каталогу.

– Да-а, тут придется думать. И капитально.

– Придется, – согласился я. – А что остается делать?

И мы начали думать. До обеда мы ничего не придумали. Пообедали. И снова начали думать. Но ничего путного опять не придумали. Ближе к вечеру я категорически запретил Куропаткину думать и предложил действовать. Мы просмотрели с десяток отчетов, имея в виду оценить удельное время. Даже по гамбургскому счету меньше пяти минут на отчет не получалось.

– Все же их много, – подвел итог Вася.

– Безнадежно много, – подтвердил я. – Даже если работать без выходных.

– Думаю, Валентина нас не поймет, – произнес он самым невинным голосом.

– Думаешь?

– Ну.

– А ведь я тебе это запретил. Еще раз подумаешь – схлопочешь по шее.

– Зачем же сразу по шее? – обиделся Куропаткин. – Мог бы ограничиться устным предупреждением.

– Я и ограничился. А в следующий раз не ограничусь. Имею полномочия.

– От Валентины? Не верю. Не могла Валентина дать тебе полномочия давать мне по шее. Хотя, конечно, ты теперь большая шишка. Зять самого Сюняева! А мы кто? Мы…

– Неофициальный, прошу заметить, – сказал я самодовольно. – А кстати, складывается такое впечатление, что ты с ней знаком.

– Конечно. Нет, Глеб, ты просто молодец. Как тебе удалось захомутать Валентину?

– Ты выбирай выражения! Потом, еще неизвестно, кто кого захомутал… А ты-то как с ней познакомился?

– Да так… Случайно. Она учится в одной группе с моим братом. Самая красивая женщина на курсе!

– Да? А сколько их там всего?

– Штук, примерно, семь. Точно не знаю. Могу уточнить. Уточнить?

– Не стоит. А почему так мало? Она на юридическом?

– Не совсем. Видишь ли, раз в три года набирают курс специально для укомплектования служб ГУКа. Там почти одни мужики.

– Да? А почему не набирают группу каждый год?

– Откуда ж мне знать, – Вася развел руками. – Видимо, есть какие-то резоны.

– Так твой брат идет по твоим стопам?

– Скорее, я по его. Я ведь про наш отдел узнал, когда он поступал. Наплел мне всякого, я и решил посмотреть… А куда он сам метит – одному Богу известно. Юридическое образование рассматривает как плацдарм для броска в неизвестность.

– Понятно, – сказал я. – Валентину, стало быть, отец пристроил?

– Нет, он был против. Валентина сама пробилась. И метит к нам в отдел, под начало Гири.

– Ясно. Стало быть, я у нее – плацдарм для броска… Просто свинство какое-то!

– Именно, – согласился Вася. – Устрой ей скандал. Хороший повод. Обрати внимание, она через твою голову консультировалась с Гирей. Это прецедент!

– А ты, между прочим, должен был заткнуть уши.

– А я, между прочим, и с заткнутыми ушами все слышал.

Мы еще потрепались немного и расстались довольные друг другом, но недовольные собой. Еще бы – день коту под хвост, а меня Гиря послал отнюдь не для развлечений.

Под конец Куропаткин совершенно серьезно мне сказал:

"Глеб, эти шестьдесят тысяч – цифра подавляющая. Думать тут бесполезно. Значит, придется начать размышлять. Пока у меня только две мысли. Надо автоматизировать перебор – раз. И надо попробовать ассоциативный поиск. По ключевым словам. Только вот по каким?"

"С завтрашнего числа я начну размышлять над ключевыми словами, а ты – над перебором. А сегодня – ни-ни! Хватит!", – подытожил я.

Всю дорогу к дому я размышлял над ключевыми словами. Какие бы это должны быть слова? Вероятно, редкостные и заветные. Гиря такие знает. Я – нет.

Только входя в лифт, я очнулся. Сегодня мне предстояло впервые вернуться со службы в лоно семьи. И если говорить откровенно, я испытал легкое волнение. Основываясь на предыдущем опыте, совершено невозможно было предположить, как поведет себя Валентина. Например, я возвращаюсь и обнаруживаю в вазе засохший цветок вместе с запиской. Там сказано: "Прости, это была минутная слабость. Я решила уйти – так будет лучше. Валентина". Или, я возвращаюсь и в моей квартире обнаруживаю третьего, который объясняет мне, что они с Валентиной старые школьные друзья, когда-то расстались, но теперь встретились, и любовь вспыхнула вновь.