Игорь Колосов - Сумеречное состояние

Несмотря на гнев, на странное состояние обостренной интуиции, Арсений улыбнулся ему в ответ.

— Ты помог мне своей просьбой не убивать Гену, а только избить его, — заговорил он. — Тебе ведь надо другое.

Черное Пальто закинул ногу на ногу и снова налепил маску удивления. Что-то вроде: это уже интересно, молодец, сумел заинтриговать.

— Ты хотел, чтобы Гена… покончил с собой. Ты имеешь какое-то отношение к тем, кто заканчивает жизнь самоубийством, — Арсений оскалился, будто подражая своему оппоненту. — Я ведь прав? Признайся — я раскрыл тебя?

Черное Пальто не поддался. Он уже совершил одну оплошность и теперь контролировал себя полностью. Сейчас на его физиономии ничего не читалось.

— Раскрыл, — уверенно заявил Арсений. — Тебе это надо… чтобы человек покончил с собой. Ты этим… живешь. Для тебя это что-то вроде питания, когда кто-то сводит с собой счеты. Ты — не человек. Ты, конечно, внешне очень похож на нас, но… это всего лишь внешняя оболочка. На кого тебе еще быть похожим? Конечно, на людей, ведь это только люди убивают сами себя. Животные-самоубийцы — редкость. На них… не проживешь.

Черное Пальто поджал губы, покачал головой. Его вид говорил: понесло тебя, приятель, не остановить, но как мне не хочется слушать эту чушь.

Но Арсений уже ни в чем не сомневался.

— Ты — тварь, сосущая энергию из несчастных, запутавшихся людей. Сам ты убить не можешь, но ты можешь к этому подтолкнуть. Когда человек кончает с собой, ты жируешь, как во время пира, ты нажираешься впрок. Для тебя это — все, высшая цель. И для этого ты на многое идешь. Ты как-то выбираешь потенциальные жертвы, причем задолго. Все равно, что кто-то ставит вино в погреб, чтоб оно дождалось свадьбы его малолетнего сына. И ты точно так же делаешь. Например, приходишь к человеку еще в детстве.

Это заявление все-таки пробило брешь в маске Черного Пальто. Где-то в глазах скользнуло беспокойство.

— Ты потому и явился ко мне еще в детстве, — продолжал Арсений. — Ты, тварь, каким-то образом заглядываешь в будущее. В один из потенциальных вариантов, которых полно у каждого человека в любой день его жизни. Ты… нюхом чуешь, где может случиться пожива. Ты пользуешься тем, что ребенок еще ничего не понимает, ведь это не взрослый человек, который может что-то анализировать. А еще дети имеет свойство… забывать. И потом уже никогда не помнят этой встречи. Но… в их подсознании все остается. Все!

Черное Пальто переменил позу, лицо оставалось таким же равнодушным. Но теперь он не ухмылялся, тем более не смеялся, не использовал масок презрения и удивление. Он молчал, никак не комментируя слова Арсения. Казалось, напор противника прижал его к стене.

— Я был мнительным ребенком. А ты что-то знал обо мне… что со мной могло бы случиться. И ты пришел ко мне. Ты заронил во мне недоверие к людям, особенно к противоположному полу. Когда ребенок испуган, даже если он не понимает каких-то слов взрослого, смысл все равно впитывается в его душу, как грязь в губку. И я… из-за этого я потом, сам того не осознавая, постоянно не доверял своим девушкам, а затем собственной жене. Я не понимал, что ежедневно тираню ее. Даже придираясь к чему-то другому, на самом деле я боялся только одного — что мне изменят, что меня бросят. И все из-за тебя!

Арсений вскипел, готовый броситься на Черное Пальто, но почему-то снова оказался на небольшом расстоянии, хотя только что казалось, что он подошел вплотную. Арсений сделал вид, что не заметил этого. Противник не был человеком, обладал каким-то способностями, и запросто его не возьмешь. Нужно терпение. К тому же… надо узнать что-нибудь новое, ведь прояснилось далеко не все. Он помнил о Лере.

— Человек — странное существо. Если его насильно загонять в Эдемский сад, он воспротивится и выберет ад. Так что его лучше вообще не трогать, пусть сам выбирает, что ему угодно. Так и моя жена. Я ее постоянно нервировал своим недоверием, и она, женщина, которая никогда не изменила бы мужу, пошла на это. Не осознанно, но пошла. И потом измучилась своей изменой. Неудивительно, что ее посетили мысли о самоубийстве. Ты, гадина, каким-то образом знал, что так получится в нашей семейной жизни, потому и пришел ко мне в детстве. Ты ведь рассчитывал, что после ее самоубийства и я наложу на себя руки. А после нас останется сын, которого отдадут в детский дом, и кто знает, как закончится уже его жизнь! Да?! Ты этого хотел?!

Послышался какой-то звук, и Арсений быстро оглянулся. Это застонал Гена, словно его ранили. С пеной на губах, он пялился перед собой. Глаза выпучены, подбородок дрожит. Вид, как у эпилептика перед приступом.

Арсений снова посмотрел на Черное Пальто, но… тот исчез. Только что был, всего секунду назад, и вот точно испарился. Арсений застыл, рассматривая угол комнаты возле окна. Он хотел узнать, где находится Лера, но… не судьба. Эта бестия в черном пальто сбежала.

Арсений почувствовал страх за Леру. Он обернулся к Гене, неуверенный, что тот скажет ему что-то осмысленное. Но с Геной тоже что-то происходило. Арсений видел его смутно, словно коллега-приятель становился прозрачным, медленно, незаметно для глаза.

Арсения почему-то затошнило. Он почувствовал позыв выйти из этой комнаты — стены как будто сдвинулись, давя на него, стало трудно дышать. Арсений выбежал из квартиры, быстро спустился вниз.

Быстрее на поиски Леры. И первое — уйти отсюда, выбраться по ту сторону стены. Где-то там он встретит Гену, и тот, в отличие от того, чтобы было в этой странной квартире, должен знать хоть что-то.

— Лера, — прошептал Арсений, как будто жена шла с ним рядом. — Подожди меня, хорошо? Ради Бога, ради всего святого, не делай этого. Не надо. Я… Я тебя прощаю. За то, что ты сделала. Ты не виновата, это я виноват. Это я должен просить у тебя прощения.

Когда Арсений пробрался сквозь дыру в стене, он побежал, несмотря на риск поскользнуться и вывихнуть ногу.

В окне Гениной квартиры горел свет. Это обстоятельство и вынудило Арсения выбить дверь, когда на звонок никто не ответил.

Было раннее утро, утренние сумерки постепенно слабели, но отблеск торшера в окне еще можно было заметить. На улице уже грохотали редкие грузовики и автобусы, где-то мел улицу дворник, и плавный, монотонный шорох его метлы усыплял, несмотря на нервное возбуждение.

Арсений миновал домофон — как только он подошел, из подъезда вышла уборщица, и он этим воспользовался. Взбежал на пятый этаж. После звонка он долго не ждал. Решимость и страх за Леру были такими, что его не остановило такое ничтожное обстоятельство, как дверь чужой квартиры. Она поддалась после первого удара, хотя выглядела добротной. Арсений поблагодарил Небо, что Гена не установил металлическую, и прошел внутрь. Он уже знал, куда идти.