Алексей Кошкин - Указка

— А вы были в Таиланде?

— Был.

— Ну и как?

— Эх, Антоша! — вздохнул Андрей Иванович. — У каждого народа своя судьба. Но, в общем-то, и мы неплохо живем.

Этим вечером работа двигалась медленнее, чем обычно. Шумели компьютеры, горели лампы. Кабинетов принес откуда-то круглую штуковину, щелкнул выключателем, и редакция наполнилась ароматом сирени и каким-то еще.

— В инструкции написано: бодрит и повышает работоспособность, — сказал он. — Сделано в Бангладеш.

— Дорогой, наверно, — сказал Антоша. — Только не разбейте, Петр Леонидович.

Кабинетов оглядел всех по очереди.

— А где Виктор? — вдруг спросил он.

За монитором, на котором обозначался неготовый макет, никого не было.

— Он никуда не уходил! — крикнула Тоня Алексеевна, сидевшая у единственного выхода.

— Не мог же он раствориться в воздухе, — сказал Сенечка.

Андрей Иванович и Антоша переглянулись и потупились. Кабинетов махнул рукой и, пробормотав что-то, сел за компьютер сам. Он был очень зол…

…и теперь ни одного голубя в Нью-Йорке нет. Тем временем я довольно близко подошел. Вдруг слышу:

— Стой!

Я сначала даже присел. Оглянулся по сторонам. Не дай бог, канадцы. Потом сообразил: да это же мне русский охранник кричит, из укрытия. А канадцы, кстати, вообще не кричат «Стой!». Они сразу палят.

— Руки в стороны!

Я встал каким-то самолетиком. Говорю по-русски:

— Да я ваш! Я по вопросу возвращения на Родину…

Долгая пауза. Потом снова голос:

— Иди сюда. Руки не опускай. И не дергайся.

А, вот он где прячется. На втором этаже. Целится из окна.

А говорит со мной не он. Над дверью переговорное устройство. Динамик небольшой, а голос совсем не искажается. Вот это техника! Китайская, что ли?

Голос говорит:

— Сейчас откроется дверь. Сразу входи. И смотри, чтобы не прищемило. Она сразу захлопнется.

Дверь тяжеленная. На каких-то бесшумных рычагах. Я шагнул в темноту. За спиной сразу как бухнет железом! И замок щелкнул. Я стою, жду.

И, конечно, прожектором по глазам! И, кажется, не одним. Вот ведь соотечественники! Я зажмурился, а меня за руки взяли, в стену ими уперли. Ощупали меня во всех местах. Я им сказал:

— Что же в задницу забыли заглянуть?

Нет ответа.

Я до сих пор ничего не видел. Только что вокруг было несколько человек, а теперь остался один, и он повел меня по лестнице. Я говорю:

— Что, большая очередь?

Слышу, он хмыкнул:

— Да какая очередь! Все русские уехали уже.

Чувствую, меня перестали считать опасным. Тот, кто рядом идет, не следит за мной, а просто дорогу показывает. Еще и словоохотливый оказался. Рассказал, что в основном к ним приходят американцы, у которых дальние родственники давно уже в России живут. Хотя объявлено было, что для эмиграции этого недостаточно. Сначала от них просто документы не принимали, а теперь вообще не подпускают, стреляют поверх голов. Все окна напротив уже повыбиты. А еще придурки из белорусской общины манифестацию провели. Своего-то консульства у них нет, вот и решили снова к старшему брату под крыло… А когда поперли их, так они две гранаты швырнули. Хорошо хоть, что американские гранаты, последней модели. Одна, которая в окно влетела, пошипела, пошипела и все, а вторая вообще в воздухе на три детальки распалась, и ни одна деталька не взорвалась.

Мы пошли по коридору, в конце которого горел один плафон. Оказались у двери. Мой проводник кнопку нажал и говорит:

— Игорь Вадимович! Русский парень домой просится.

— Не он первый… — был ответ из динамика. — На предмет ножей-пистолетов-пулеметов-гранатометов хорошо проверили?

— Обижаете, Игорь Вадимович!..

— Ладно, сейчас пущу…

Дверь поехала на роликах. Мой проводник говорит:

— Удачи!

И хлопнул меня по плечу.

Я зашел. Смотрю — комната без окон. Лампы дневного света. Черный стол блестит, как озеро. Ноутбук стоит. На стене Высоцкий во все лицо. В углу саксофон на подставке. В другом — мусорка. Из мусорки бутылки от «Байкала» вываливаются. А напротив меня высокий мужик стоит. Не старый, но седой. Я хотел ему руку подать. Только руку ушиб: там стекло было от пола до потолка. Чистое, невидимое. Мужик говорит с довольным видом:

— Легко отделались! А вот который до вас приходил, так он себе вообще нос расквасил.

Я спросил:

— А как же я вам документы отдам?

А он сам мне мои документы показывает:

— Они уже у меня. Доставлены на специальном лифте. Правда, я еще не ознакомился.

Смотрю — и правда, у меня в кармане пусто. Еще внизу, значит, вытащили. Я стою, не знаю, что делать. На саксофон в углу показываю:

— Это вы играете?

Он говорит:

— Иногда… Вы присаживайтесь, поговорим…

Рядом с дверью стул стоял. Этот Игорь Вадимович тоже сел по свою сторону стекла, бумаги мои на столе разложил. Задумался, как гадалка над картами. Потом даже напевать стал. Я через стекло его слышал прекрасно. Конечно, опять какая-то техника работает.

Игорь Вадимович говорит:

— Что же вы, молодой человек, русское-то гражданство не стали получать по достижении совершеннолетия? Никаких бы проблем…

Я говорю:

— Я подавал документы. Но я тогда в Лас-Вегасе жил. Вы же знаете, в тамошнем вашем департаменте Партия Освобождения Невады концлагерь устроила. И все мои анкеты с доказательствами русского происхождения потерялись.

Игорь Вадимович по клавишам ноутбука постучал. Вдруг говорит:

— Нет, они не потерялись. То есть они остались в электронном варианте. Вижу, вы действительно не собирались терять связи с корнями. Это говорит в вашу пользу…

И давай глазами по экрану бегать. Я так обрадовался! Может, думаю, не зря я сюда пришел. Только слово «корни» я всегда не любил. Что он понимает! Один мой корень в Бенгальском заливе рыбу ловит, а второй вообще где-то в джунглях потерялся. Это я о тете Кате подумал. А вдруг!.. Ведь из Южной Америки в Россию, говорят, проще вернуться. Колумбийцев, например, вообще везде без визы пускают, как китайцев. Там у них страна процветающей демократии. И перуанцев тоже везде пускают. Только они никуда ехать не хотят. Им и дома хорошо. Ведь как только золото инков нашли, так Перу сразу по уровню жизни на первое место выскочило.

Игорь Вадимович говорит:

— Ну что же, молодой человек! Ваше русское происхождение несомненно. Опыт работы есть, и справки о несудимости настоящие. Но тем не менее у вас очень небольшие шансы.

Я сюда вообще безо всяких шансов шел, а оказалось — «небольшие». Правда, «очень небольшие». У меня сердце-то упало, конечно, но я решил, что он еще советов надает, раз сразу не выгнал.

— А что? — говорю.

Он на меня глаза поднял.

— Вы, — спрашивает, — женились-то по любви или как? Мы не можем пустить в Россию человека, женатого на американке. Ваша жена где, простите, родилась?