Алексей Кошкин - Указка

А письмо целый год шло. Через Тибет, Китай, Туву, Россию. Я на марку посмотрел. И тут у меня слезы побежали, хотя чего там, в России, если разобраться… Я конверт к глазам прижал. От него воняло рыбой или клеем, черт его знает. Но читать дальше расхотелось. Заглянул в конец. В конце просит меня не приезжать. Или, наоборот, приехать просит. Не поймешь. Да и неохота разбираться.

Телефон до сих пор не отключили. Когда затрезвонил, я аж подскочил. Сразу в стойку, как она там называется… Трубку взял, а меня сразу матом:

— Ты за свет будешь платить?

Я говорю:

— А за воздух?

А там снова матом.

Тут за стеной шаги раздались. Я как ругнулся, это на шаги, а получилось, что в трубку. Там вообще залаяли, но я уже не слушал.

Я подумал, это наркоманы ходят. Потом вспомнил про старика Джонсона. Он проект «Союз-Аполлон» создает. Из газет. Натащил газет ко мне на кухню. Когда я его первый раз застукал, я радостный был. Потому что прощальную записку от Паулины получил. Ругаться ни с кем не хотелось. Говорю ему, как бы в шутку:

— Когда построите свой проект, позовите посмотреть.

А надо было сразу прогнать. Теперь, как только его из тюрьмы вытурят, он отлежится, а потом снова ко мне.

Я пошел на кухню. Ничего не сказал. Просто стал смотреть, как старик Джонсон в газетах шебуршится. Смотрю на него и злюсь, потому что он меня не видит. Куда-то очки девал. Я говорю:

— Опять?

Он голову поднял и затряс ею:

— Еще не готово! Уходи.

— Совсем спятил? Я тут живу. Ты мне мешаешь.

Он сказал:

— Я всегда мечтал уехать отсюда. Не получилось. Меня все бросили. Я мечтал о России. Я знал, что это великая страна. Моя супруга ничего и слышать не хотела. Нашла себе молодого вьетнамца. Старшая дочь нашла старого вьетнамца. А младшая — молодую кореянку.

Он согнулся в пояснице. Встал почти на четвереньки.

— Это ты, — говорит. — Ты будешь таким же. Если не уедешь. Помоги мне разогнуться.

Потом он сказал, что купил пирожное. Нес мне. Но увидел детей. Дети были босиком. Он подарил им пирожное. Дети бросили в него камнем. Тогда он решил принести мне камень. Но увидел полицейскую машину. Внутри никого не было. Он бросил камень и разбил в машине стекло. Из дома выбежали полицейские. Они стали искать, кто это сделал. Он во всем признался. Но полицейские ему не поверили. Они подумали, что это дети разбили стекло. Они стали стрелять в них из пистолета. А дети в ответ показывали задницы и мочились в сторону полицейских. Полицейские были пьяные и никак не могли прицелиться. Потом сели в автомобиль и врезались в витрину. В витрине что-то взорвалось.

Старик Джонсон сказал:

— То есть я не понял, что именно. Может, это взорвалось и не в самой витрине. Может, в них бросили гранату. Я не знаю. Я снова думал о России. Уезжайте отсюда. У вас ведь есть возможность.

Я смотрю, он даже руку к груди прижал для пущей убедительности. И головой еще больше затряс. Я спросил:

— А вам-то какое дело до меня?

Он хихикнул, как все старики хихикают:

— Вы — русский. Вы для меня как солнышко. Вы из того мира, куда я не попаду в этой жизни. Я смотрю на вас и думаю: вот, где-то там, за океаном… Между прочим, жена ваша не вернулась?

— Нет. Она где-то в Бронксе.

Он как вылупится на меня:

— В Бронксе?.. Да ведь там везде канадцы!

Я говорю:

— И слава богу.

Тут он подмигнул.

— А если вдруг вернется? Одной божьей помощи мало, — сказал. И снова подмигнул. — Понимаете меня?

Это когда он тут обосновался уже, я его все Паулиной пугал, что она вернется. Наверно потому, что сам боялся. А он в ответ подмигивал. Уж на что он там намекал — не знаю.

Меня вообще-то тронуло, как он за меня переживает. Но в комнаты я его все равно не позвал. Пошел делать ему кофе. И хлеб согрел в микроволновке. А микроволновка замигала, замигала и вырубилась. Тогда я взял и разбил ее. Вот ведь, а?.. Теперь холодное придется жрать. Вспомнил про камин. Ну, думаю, старик, теперь пригодятся твои газеты…

Потом опять конверт взял. Заглянул еще раз. Смотрю, а отец-то мне три китайских юаня послал. Ну, думаю, это он молодец. Правда, за юани сейчас можно на четыре года сесть, но я знаю, где их меняют…

Андрей Иванович советовал Сенечке купить автомобиль, а не ездить всякий раз на такси. Однако Сенечка противился.

— Не хочу, дядя Андрей, — говорил он. — Автомобили здесь какие-то бешеные. Носятся чуть ли не под двести километров. Вот у меня в Нью-Йорке была «Феррари». Спокойная такая девочка. Надавишь на газ — она подумает сначала, а потом уже разгоняется. Дистанцию соблюдает… Я ее новенькую за триста долларов купил. Жалко, быстро сломалась. Там, в Штатах, не дороги, а кошмар…

Андрей Иванович только головой качал. Из всей редакции еще только у верстальщика Витьки не было автомобиля. А Сенечка-то не верстальщик. Верстальщик в редакции сидит и на людях не показывается. А Сенечке ездить приходится. Петр Леонидович Кабинетов его корреспондентом взял. Погоны выдал, зарплату назначил. А Сенечка вроде даже и благодарности не испытал. Все приставал к Андрею Ивановичу:

— А здесь точно зарплату каждый месяц повышают? А может, еще какую-нибудь работу поискать? Где в России больше всего платят?

Андрей Иванович отвечал:

— Много зарабатывать — это похвальное стремление. Но не надо забывать об интересах общества и государства. Ты будешь писать о жизни на Западе. Народ должен знать о бедах несчастных американцев. Так товарищ Советов сказал, когда Кабинетов с ним о тебе разговаривал. Да и потом, больше, чем журналистам, в Обновленной России никому не платят. Только милиционерам… Ну, еще спортсменам, конечно.

Сенечка спросил:

— Дядя Андрей, а чем сейчас милиция занимается? Ведь преступности уже нету.

— Как это нету? — воскликнул Андрей Иванович. — А Старобабин? Он всему городу спать не дает. То тут украдет, то там… Этого Старобабина, говорят, уже несколько раз арестовывали, но ему всегда удавалось уйти. А как — до сих пор непонятно. Вот милиционерам и повышают зарплату, чтобы они усерднее трудились…

Еще Андрей Иванович удивлялся: почему Сенечка квартиру не хочет купить? Ведь можно в кредит, и через каких-то два месяца весь кредит Сенечка уже погасит. А Сенечка ничего не объяснил Андрею Ивановичу, просто снял совсем небольшую комнату. Хозяйку комнаты зовут Марина Ивановна.

Так вот, Сенечке нравилось ездить на такси. Можно расслабиться в кресле, отдыхать взглядом на белых многоэтажках, от них солнце на закате отражается. Все покрашено, даже урны, вокруг ни соринки. Тоня Алексеевна спросила у Сенечки, чем Россия от Запада отличается, а он ей в ответ:

— На Западе все выглядело, как на фотографии с размытой резкостью, а здесь — все очень четко.