Иван Наумов - Обмен заложниками

— Давай пока подумаем, что дальше рисовать, — ответила Марина. — Времени совсем мало остается.

Мы сели на места звукорежиссеров.

— Я бы Толкиена хотел.

— Ух ты! Глобально!

Мы вдруг рассмеялись.

— Ну, его же всё равно никогда не снимут — слишком сложно. А мы бы могли попробовать.

У Марины загорелись глаза.

— А ты Желязны читал? «Хроники Амбера»?

— Не-а, — ответил я, — дашь?

— Сама брала у кого-то… Тимур, у меня просто голова кругом.

Я улыбнулся. От того, что она не оттолкнула меня, стало пьяняще легко. Я еще не разобрался с самим собой, но хотя бы удалось не разрушить ту ниточку, что возникла между нами. А значит, все получится.

Мы болтали и болтали.

— Откроем ТОО, — говорила Марина. — Севостьяныч поможет организовать. Он и человек хороший, и бухгалтерию знает.

— Вас тогда с «Останкино» попрут, — возражал я.

— И пусть, — смеялась она.

А потом мы одновременно, как те утренние мужики с кейсами, посмотрели на часы. И разговор оборвался сам собой. Марина первой оказалась у окна.

Грузовик сдал назад, вытягивая из разрушенного проема техцентра мятую алюминиевую стойку. И с новой силой прыгнул радиатором вперед, на второй ряд дверей, сваленную за ней мебель, рыла-стволы наставленных на него автоматов. Так, наверное, киты выбрасываются на берег — забывая обо всем, кроме конечной цели.

Толпа взревела тысячерото, расцветая кумачом. Как я ни старалась, глаз не мог выхватить из этой каши смешной вязаной шапочки и дутой куртки твоего друга. С каждым новым ударом тарана все делали шаг, полшага вперед, приближая сладкий миг прорыва.

А потом какой-то дядька, топтавшийся за кормой грузовика, вдруг нелепо нагнулся, потерял равновесие и навзничь рухнул на асфальт. Мир, сжатый двумя длинными корпусами телецентра в прямоугольный желоб, застыл на короткие мгновения. Такие разные люди, спрессованные общей решимостью и ощущением шальной безнаказанности, пьяные своим коммунарским величием, вдруг один за другим — кто сообразительнее, кто ближе к забаррикадированным дверям, те быстрее, а остальные — как получится, как повезет, — начали прозревать.

Кто-то шарахнулся от распростертого тела, кто-то, наоборот, ринулся вперед, задирая голову, словно выглядывая в слепых окнах причину произошедшего.

Как в джезве поднимается кофейная пена — только что лениво колыхалась, и вдруг — распухающими желваками прыгает вверх, через край — так и здесь, на площади под нашими окнами, вскипела толпа.

То, что еще секунду назад было единым неповоротливым организмом, вдруг рассыпалось на десятки тысяч крошечных, беззащитных, ничего не соображающих особей, ведомых первым, самым примитивным инстинктом.

Я схватилась за твой локоть, как за соломинку. Мой любимый город никогда не готовил нас к тому, что сейчас разворачивалось, как на экране, за нашим окном. А ты замер бледным истуканом, мраморным изваянием, заколдованным принцем.

И заныла, запела басовая струна страха — не внутри меня, но и не вне. Отовсюду катились волнами неровные, шершавые звуки опасности, невидимые пальцы проскальзывали через лады, пытаясь вырвать из медной оплетки тот единственный звук, что наконец столкнет меня с места…

— Тимур, отойди! — не крикнула — пискнула, а сама уже дернула тебя в сторону, к себе и прочь от окна.

Стекло брызнуло стеклянными снежинками, треснуло весенней льдиной, впустив в комнату веселый пулеметный речитатив. Я зацепилась каблуком за провода, и мы рухнули на пол, больно втыкая друг в друга коленки.

— Что это? — прошептал ты, и мы снова одновременно вспорхнули над Останкино, охватывая единым, общим взглядом фантасмагорическую картину. Хищные бронированные рыбы двинулись с места, отрезая путь планктону убегающих людей. Солнечные васильки распускали острые лучики в окнах техцентра, находя и находя убегающие спины на плоской, как стол паталогоанатома, мостовой. Упавшие фигурки казались рачками и крабиками, выброшенными слишком далеко на асфальтово-серый песок шалуньей-волной.

— Вовка… — как будто позвал ты. — Там…

Мы вернулись на засыпанный осколками пол. Нестерпимо пахло горящей изоляцией. Корпус установки по-осьминожьи раскинул пучки сенсоров. У безмятежного белозубого выцветшего джедая разверзся во лбу третий глаз с рваными краями. Из пробоины сочилась сизая струйка дыма.

Ты встал на четвереньки и прополз к столу.

— Вовка мне голову оторвет!..

Хотел придвинуть короб установки к себе, но с криком отдернул руку — краска на крышке запузырилась, а сквозь решетку вентилятора просвечивали отблески пламени.

— Он же ее три года собирал… У матери с работы осциллографы списанные выносил, по помойкам телевизоры и приемники раскурочивал…

Ты сел, прислонившись к тумбе стола, вздохнул, поджал губы… Как можно было думать сейчас о каком-то железном ящике?

— Надо выбираться, — нерешительно сказала я. — У Володи твоего пропуск, он вернется, заберет все потом.

Под потолком забурлило и начался дождь — включилась пожарная сигнализация.

— Мы его найдем и вместе уедем. Не хочешь — не ходи.

Мысль отпустить тебя одного как-то даже не пришла в голову.

Когда мы спустились к непривычно пустой пропускной, все уже стихло.

Я старалась смотреть под ноги — с детства вбили в голову, что нельзя наступать на битое стекло. Выйдя на широкое крыльцо, сначала сощурилась, пытаясь сообразить, где я. А ты вспомнил мосфильмовские декорации, в которых недавно снимался в массовке — яркая и отчетливая картинка вдруг на миг заслонила улицу Королёва. На месте техцентра выросли дымящиеся руины — тот фильм был про войну.

Володю мы нашли ближе к Башне. Серый ферзь снисходительно взирал на копошащихся у его подножия смертных. Слишком смертных. Те «скорые», что рискнули проехать до самого телецентра, уже ушли переполненными.

Солдатики переминались с ноги на ногу, стараясь не смотреть туда, куда еще несколько минут назад разряжали свои автоматы.

Прикрываясь нагрудными табличками пропусков от злобно-растерянных взглядов офицеров, надрывно орущих в микрофоны раций, мы бродили по шахматным плитам с проросшей на стыках жухлой травой. Убеждаясь, что очередное лежащее тело никак не может принадлежать твоему другу, мы огибали его по дуге и шли к следующему. Подъехало еще две «скорых». Я издалека увидела, как санитар нагнулся над лежащим человеком. Поднял и сразу бросил разноцветную шапочку. Я дернула тебя за рукав, показав пальцем в ту сторону.

Пока ты, размахивая руками, умолял врачей забрать Володю в больницу, совал им деньги, хватал их за грудки, орал им в спину обидные слова, я так и стояла пешкой на бетонном квадратике бескрайней доски, заполненной неподвижными фигурами.