Владислав Задорожный - Защита от дурака

— Прекрати же зло!

Пим залепетал что-то о воле агломератов, о злобности Джеба, о неумолимом ходе событий, о том, что он, Пим, только марионетка… ничего не решает… и снова заплакал.

— Тащите сюда камеру ласкателя, — заорал я, — сейчас мы продемонстрируем этого слюнтяя восторженным толпам!

Присутствующие преображенцы потупились. Часть их составляли старые товарищи Пима… они тоже ревели, размазывая сопли. Я ошалел от злости. Ведь скоро начнется новый штурм, уже утративший смысл, новые горы трупов!

В этот момент пришло важное известие: Джеб объявил ультиматум президентам. Он заявил, что взломал Защиту на Координаторе и получил доступ к Черной Кнопке. Это было невероятно, но он ведь работал по поддержанию функционирования Координатора много ступеней — мог, случайно, и узнать, как добраться до Черной Кнопки.

По крайней мере все находившиеся у пульта вскрикнули. Мы отлично знали, что это за кнопочка: только коснись ее — и вся планета разлетится на куски. Джеб дал им полчаса на размышление. Пим потребовал отмены ультиматума. Джеб настаивал.

— Надо убрать его, — прошептал я Пиму.

Джеб тем временем выругался, прекратив связь.

— Б-ба-аа-жан… — пролепетал Пим, — с-сдела-аай что-нибудь… Делай все, что хочешь, делай!

Я стремительно рванул к лифтам.

Вокруг Джеба не было преданных мне агломератов, которое могли бы устранить его. Приходится рассчитывать на себя, а моя жизнь и полушки не стоит.

Но к Джебу меня не подпустили. Остановили задолго до Оплота.

Патрульный, изгибаясь в почтительном поклоне, извинился, но сослался на приказ Джеба не пропускать никого вплоть конца осады.

Как я ни орал, меня так и не пустили. Пожары зловеще освещали сумеречное небо. Ракетные установки угрюмо перились в сторону Оплота.

Ко мне подбежал патрульный — его рожа сияла, словно только что у него агломераш родился:

— Проезжайте, все кончено. Президенты струсили и покинули Оплот. На площадь. Преображение победило!!

И воистину, они преобразились в животных, которым кровь по колено…

Из Оплота, как кровь из глубокой колотой раны, изливалась толпа президентов. Этот сгусток зримо дрожал, словно пытаясь оторваться от Оплота. Наконец толпа двинулась к центру площади. Президенты сдавались, но даже этого не могли сделать, сохраняя достоинство. И все же они герои — жертвовали собой ради спасения планеты, а вдруг Джеб не блефовал!

Я пробился к удачливому любомудру сквозь толпу его приспешников. Он в этот момент говорил: «…и обратим в пепел!» Я окликнул Джеба.

— Следует нейтрализовать президентов — в шиманы и отвезти куда-нибудь, лишив права передвигаться по Агло. Потом они станут обыкновенными гражданами, как и было до лотереи. Такова воля Пима, — добавил я весомо.

— Этим я и занимаюсь — нейтрализацией, — с хрипотцей, характерной для много и надсадно кричавшего, ответил он.

Мы направились к моей шимане, обсуждая общее положение.

— Поезжай к брату и составьте обращение к населению планеты. Я вам сделал Преображение, — сказал Джеб, подсаживая меня в шиману, — пользуйтесь, лодыри и губошлепы.

Он протянул руку и вдруг с силой выдернул ласкатель, встроенный в панель управления. Посыпались искры, и дальнозорчик, подрагивая проводками, оказался в лапе Джеба.

— Мы узнали, как уничтожить ЗОД на шиманах, — пояснил Джеб. — Один техник проговорился. Конечно, пришлось прижечь ему шкуру, прежде чем сознался. Приложили пару раз к раскаленному стволу лучевки — он и проболтался. Пусть Пим отдаст приказ об общем раздурачивании шиман.

— Как это к раскаленному стволу? — содрогнулся я. Но Джеб уже был далеко.

Президенты, традиционно разбитые на тройки, теперь смешались, сновали по площади. Преображенцы к ним не подходили.

Подчиненные Джеба угадали его отношение ко мне, один подбежал и стал делать знаки, чтобы я отъезжал. Я было попробовал выйти, но агломер, ощерившись, нацелил мне дуло в живот. Я сполз на сидение и дал задний ход.

Я нажал кнопку заднего хода, но шимана без кучера вдруг стала захлопывать прозрачный верх. Агломер заподозрил подвох с моей стороны и без раздумий пальнул по корпусу — они уже давно раздурачили оружие, никаких операторов им теперь не нужно, чтобы жечь и убивать. Над куполом моей шиманы заклубился серый дым. Я стремительно соображал: рядом с Джебом я не был всепланетным героем, а просто типом, которого подчеркнуто не любит начальник.

В это мгновение я напрочь забыл о себе.

Там, на площади, стало происходить непонятное. Президенты, подойдя почти до постов агломератов-преображенцев, внезапно стали падать — один за другим.

Их расстреливали в упор.

Я рванул вон из шиманы. Все, дверцы заклинены. Чудовищно! Я в кровь разбился, но — увы…

Через пару долек времени все было кончено. Площадь была усеяна рассеченными трупами. Преображеицы вливались в зев Оплота.

Я вдруг успокоился. Все стало безразлично. Я нащупал на дверце выступ, нажал и впервые открыл дверцу без помощи автоматики.

Я брел в сторону тех сотен трупов, которые вот только что были агломератами. Никогда не видел сразу столько переставания быть. Но внутри меня — покой. Все перестало биться внутри, двигаться, мыслить. Первое, что существенного случилось после снятия Зашиты, — вот это. Так стоило ли? Стоило, стоило — шептал один голос. Стоило, но слишком дорого, — шептал другой голос. Только эти голоса и были слышны в тиши площади. Не буду рассказывать, что я видел и что пережил, обходя по периметру стихший мир… Бывают моменты жизни, когда стремительно взрослеешь…

На границе с Аграркой меня никто не остановил. Пирамиды ЗОД стояли сиротливо, покинутые даже роботами. Глаза защемило от родного многоцветья. Я остановил шиману на опушке. Мне было до того одиноко, что был бы мил и голос кучера, убитого Джебом.

Все кончено.

НА ПОЛПУТИ своего БЫТИЯ ВСТУПИЛ я В ЛЕС УГРЮМЫЙ и УНЫЛЫЙ.

Лес объял меня, и я мнил, что он подобен простыне, которой накрывают только что переставшего быть агломеруна.

Зеленая простыня все заботливее укрывала меня, облекала все плотнее и безвозвратнее.

Глаза привыкали к вологой полутьме зарослей, становившихся с каждым шагом гуще. Мне хотелось добраться до самого непроходимого, потайного места, залечь там в агонии истекая душевной… а, высокие слова, бойтесь красивых фраз… — надо сдохнуть — вот и все. Скрыться, чтобы не видеть Себя в зеркалах Их глаз. О, я бы истаял под жаром их взглядов, жаром, который они раздули за два пролета ненависти к Нему!.. Где моя берлога, моя возможность перестать быть раньше позора?

Вдруг я ослеп от яркого света.

Заросли внезапно закончились, и я стоял на виду у поселка, посереди голого места, на юру, и не было сил броситься назад в укрытие. Да что за безумец! Воистину Дурак! Откуда заросли в Аграрке, где взяться нехоженным тропам в синтетическом мире?! Не здесь ли я вырос средь тощих лесов и двух видов кустарника?