Анатолий Бритиков - Охота на дракона (сборник)

— Мисс, вот так в точности выглядела Мари Бриззард, когда ей было семнадцать.

В последующие недели все мы ей предлагали любовь, кое-кто ч даже руку и сердце — но безуспешно. Теперь, через семь лет, она осталась с голь же прекрасной, столь же манящей и свободной, как встарь. Но теперь это уже была хозяйка всего клубного комплекса. Обслуживала она нас своеручно из чистого расположения: Джонни шепнул нам, что после первых сообщений об аварии она несколько дней не отходила от радио и телевизора. Глядя на нее, мы не замечали томных улыбок трех присутствовавших здесь суперзвезд и множества патентованных красавиц. Мы танцевали, и Мари переходила из объятий в объятия, очередь к ней выстроилась, словно в танцклассе.

Кроме нас и наших гостей, смирнехонько сидевших за сдвинутыми у бара столами, в комнате оказался и один чужак. Он сидел над чашкой кофе, перед ним лежала какая-то раскрытая книжка, но он ее не читал. Глазел себе в окно. Здесь, в тридцати метрах под поверхностью Луны, окно выглядит несколько своеобразно. Это вогнутый огромный телеэкран, на котором красуется рельефное дно кратера, огражденное по бокам щербатыми стенами, а впереди — выгнутой линией горизонта, над которой в черноте Вселенной поблескивают звезды. Этот величественный не изменившийся за миллиарды лет пейзаж оживляется неустанной суетой ракетодрома, не затихающей ни днем, ни ночью. Зрелище это всегда меня привлекало, хоть и наблюдал я его долгие годы. Вот и старик не спускал глаз с экрана. Наше шумное веселье ничуть не отвлекало, казалось, он нас и не слышит. Указав на него Лейфу, Джонни лишь пожал плечами и объяснил, что старика вместе с другими привел сюда директор базы потому, что зал ожидания был битком набит; остальные давно ушли, а старик ждет какого-то звонка из Моря Тишины. Лейф молча принял это к сведению. Но когда все мы пресытились танцами — при пониженной лунной гравитации они требуют особой изощренности и ловкости движений — когда Мари позвала всех к столу, Лейф решительно пересек зал; поклонился незнакомцу и сказал с той чарующей светской непринужденностью, которой все мы завидовали:

— Мистер, вы знаете, кто мы такие и что празднуем. Если наша веселая компания вам не претит, окажите честь быть нашим гостем. Если вы не желаете, прошу прощения, но вы доставите нам радость, если согласитесь. Нам будет казаться, что с нами сидит кто-то из наших родных…

Он замолчал, и воцарилась тишина. Я ждал, что старик сурово откажется, но он без единого слова встал, закрыл книгу, пожал Лейфу руку:

— Благодарю, очень рад.

Долли с двумя помощницами уже разносила угощения. Я оглядел нашего неожиданного гостя — твидовый костюм, запоминающаяся статная фигура, широкоплечий, с копной седых волос и загорелым лицом. Он выглядел как человек, которому приходится много работать под открытым небом. Путешественник, фермер, археолог? Трудно сказать. Определить его возраст еще труднее. Ему могло быть и шестьдесят, и сто двадцать. Все карты путали его глаза, ясные и выразительные, но одно можно было сказать с уверенностью: человек этот полон жизненных сил.

Лейф, как хозяин, сел во главе стола и указал гостю почетное место по правую руку от себя. Гость поклонился оказавшейся напротив него прелестной Катлан Уинкли, сыгравшей Мари в последней экранизации Хемингуэя, поклонился остальным и сел.

Угощение Мари Бриззард являло собой роскошный пир — калифорнийские устрицы, жареный фазан со сливами, множество сортов сыра. Французские вина выбирал и самолично доводил до нужной температуры Джонни Уолкер.

За столом нас было двадцать пять; завязалась беседа. Лейф вступил в разговор с ближайшими соседями, развлекал их драматическими эпизодами нашей космической одиссеи, и я с усмешкой наблюдал, как кинозвездочки пытаются понять вещи, о которых дотоле и не слыхивали. Однако гораздо больше интересовал меня наш случайный товарищ по застолью. Сейчас, когда он сидел на свету в двух шагах от меня, лучше удалось рассмотреть его лицо — украдкой и внимательно. Оно вовсе не выглядело унылым, как мне показалось сначала. Скорее уж исполненным достоинства. Он был ничуть не суетлив в словах и жестах. Там, где другой поднял бы брови, усмехнулся нахмурился, жестикулировал, он оставался спокоен и величественен. Словно изображение на экране, застывшее вдруг, хотя звук не прервался; словно его речь и выражение лица друг от друга не зависели. Словно он не умел смеяться.

Ананасовый компот, поданный на десерт, Мари Бриззард отведала уже вместе с нами, севши между Лейфом и нашим почетным гостем. Когда подали кофе, она обернулась к Лейфу:

— Как там Дик?

Она сказала это тихо, но услышали все. Я почти физически ощущал воцарившееся напряжение. Дик Чаплин, наш спутник и друг, предмет наших тревог последних недель. Единственный, кто в момент катастрофы сохранил полное самообладание и мгновенно разобрался в случившемся; единственный, кто наплевал на инструкции и действовал так, как подсказывала ситуация. Вместо того, чтобы выполнять инструкцию 526 (действия при аварии) и пункт III/В (действия при эвакуации), он пробрался к месту повреждения корпуса, загерметизировал ближайшие отсеки, остановив учетку кислорода наружу, отключил ближайшие участки электрических цепей, обеспечив этим электросеть корабля; этим он подарил нам жизнь и надежду на возвращение. А сам уже три недели — в критическом состоянии, лежит, близкий к агонии, опутанный проводами и пластиковыми шлангами, под наблюдением лучшего компьютера. По эту сторону бытия его удерживают электрические импульсы и работа искусственных органов. Поломаны пальца и ребра, разорваны мышцы, множество внутренних кровоизлияний — со всем этим я и биолог Генрих Максвелл справились бы скоро. Но было и кое-что посерьезнее. Когда по невыясненным до сих пор причинам ненадолго взбесились установки искусственной гравитации, Дика ударило о стену. Перелом позвоночника и повреждения внутренних органов. Автоматика внутренних дверей разладилась, они распахнулись, и Дик упал в переплетение обнаженных электропроводов. Не хочется и думать, как его трахнуло. Мы нашли его в шоке, бесчувственного, обгоревшего и, как ни старались, в сознание не привели. Шесть недель с ним возились специалисты, слетевшиеся со всех уголков Земли. Безуспешно.

— Так, как там бедняга Дик? Есть надежда? — несчастным голосом спросила девушка, и Лейф ссутулился под ее взглядом:

— Не знаю, Долли, понятия не имею… Ничего точно неизвестно. Скорее плохо все, чем хорошо…

— А что ты скажешь? — обратилась она ко мне неласково, но Генри меня опередил:

— Знаешь, девочка, там, — он кивнул вверх, — мы мало что могли сделать. А здесь… Здесь потребуется время. Как-никак все случилось за восемьсот миллионов миль отсюда. И везли мы его такого чуть ли не девять месяцев. Не будь с нами Франка, привезли бы в гробу.