Анатолий Бритиков - Охота на дракона (сборник)

Характерно, что Берджес на свой лад перетолковывает и другую идею Оруэлла, отождествлявшего коммунизм в казарменном варианте и фашизм в плане подавления личности. Он негативно расценивает результаты материального и духовного прогресса человечества вообще: открыто пишет о своем неприятии как капиталистического общества, особенно в его американском варианте, так и опыта социализма. И там и там, с точки зрения Берджеса, тотальный контроль над личностью, нивелировка сознания. Подтверждая эту мысль, автор расшифровывает название романа “Механический апельсин”: когда-то Берджес служил в Малайе и там изучил местный язык — малайское слово “оранг” (человек) близко по звучанию английскому “orange” (апельсин). Смысл заглавия и романа в целом таков: общество подавляет свободную личность и создает “механических людей”, в одного из которых и превращается после принудительного лечения герой романа Алекс.

В целом цивилизация, как считает Берджес, зашла в тупик и не способна решить стоящих перед ней проблем: грозящего перенаселения, мировой войны, голода, агрессивности и насилия. Поэтому возможны любые, в том числе и социальные потрясения и катастрофы. Именно этим роман как раз и отличается от “1984” Оруэлла. У Оруэлла тоталитарный режим в нем тверд и пока подавляет любое недовольство (хотя неуверенность в будущем все же сохраняется). В романе Берджеса никакая власть не способна контролировать положение: профсоюзы ведут борьбу с арабскими шейхами, в чьих руках находятся банки и добыча нефти, ни те, ни другие не могут одолеть друг друга. Начинается мировой финансовый кризис и безработица. Ощущение хаоса постепенно перерастает в неясное предчувствие близящегося конца света.

Его-то и изображает Берджес в антиутопическом романе “Конец последних известий” (1982). В этом произведении он развивает популярную в массовой литературе Запада тему катастроф, в которой причудливо и на первый взгляд неожиданно воплотились сегодня неоконсервативные тенденции. Правда, всевозможные бедствия и катастрофы красочно изображались и раньше как в беллетристике, серьезной в том числе, так и в кино, но не играли роли, какая им отводится теперь в сфере массовой культуры. В обиходе критики даже появились термины “роман катастроф” и “фильм-катастрофа”. Этими терминами определяются фильмы и романы, в которых в новой форме и с иными целями используются, обыгрываются уже известные мотивы научной фантастики и антиутопии — взаимоотношения человека и техники, человека и необузданных сил природы, ученого и представителя власти и т. д. Главное отличие фильмов-катастроф от всех кинобедствий прошлого состоит в том, как писал Ю.Ханютин, что “они предлагают не только модель бедствия, но и модель избавления, нечто вроде программы “оздоровления общества”, с которой всякий раз выступает очередной американский президент (Ханютин Ю. Реальность фантастического мира, М., 1977, с. 291). Нечто подобное происходит и в романах катастроф — например, в романе Клайва Касслера “Виксен 03” (1978), где американский президент вдохновляет героев, которые побеждают террористов, обладающих смертоносным бактериологическим оружием. Оказывается, катастрофа — тоже благо, ибо она уничтожит слабых и недостойных (в том числе обанкротившихся государственных лидеров), выдвинет сильных и умных (обычно бравых английских и американских парней, — ныне их роли исполняют известные актеры, ранее игравшие благородных ковбоев и неподкупных шерифов), которые спасут себя и всех остальных, а в итоге больное западное общество очистится в пламени катаклизма.

Однако главное, что оказалось близко Берджесу в этой супермодной теме, — это изображение и ощущение катастрофы — землетрясения, пожара небоскреба, гибели корабля, появление гигантского животного — как апокалипсиса. Миф, библейский символизм глубоко проник в систему образов фильма и романа катастроф, подменив картину реальной действительности. Берджес в соответствии с его воззрениями развил этот мотив, доведя до логического конца, — писатель рисует глобальную катастрофу, конец света, делая ставку на шоковую развлекательность. Присутствует в романе и американский президент, пекущийся о своих согражданах, — не в силах спасти их, он предпочитает, как истинный капитан погибающего корабля, остаться на Земле и отказывается от места в звездолете.

Цивилизация “механических” людей неизбежно должна погибнуть, полагает автор, как бы подготавливавший читателей к такому выводу предыдущими романами. Видимо, чтобы еще больше их заинтриговать, писатель снабдил новый роман подзаголовком “развлечение” и действительно попытался соединить антиутопические мотивы с фарсовым, развлекательным началом. Роман повествует о трех величайших, по мнению Берджеса, открытиях XX века — создании космического корабля, учении Зигмунда Фрейда и… троцкистских идеях. И соответственно выстраивается на основании трех сюжетов. Первый рассказывает о гибели планеты Земли, пятьдесят “избранных” жителей которой спасаются в ракете, чтобы продолжить род человеческий где-то в другой галактике. Случайно в космическом корабле обнаруживаются две видеозаписи, представляющие собой два других сюжета романа: один — описание жизни Фрейда и его методов лечения неврозов, другой — опереточное представление, в ходе которого изображается пребывание Троцкого в Америке в 1917 году накануне революции в России. Эти видеозаписи, оказывается, — единственное духовное наследие погибшей цивилизации, чудом уцелевшее и не представляющее никакой ценности для спасающих ученых-технократов. Так своеобразно Берджес выражает свою приверженность тем футурологическим идеям и концепциям, согласно которым в будущем гуманитарные науки и искусство зачахнут и цивилизация приобретет исключительно машинный характер.

Надвигающаяся катастрофа — Земля погибнет в столкновении с огромной кометой — не оставляет шанса спастись никому, кроме группы ученых США, владеющих самым мощным звездолетом. Судьба всех остальных государств и народов предрешена и никого не волнует. У Берджеса, как и во многих других реакционных антиутопиях, во время вселенских катаклизмов действует старый буржуазный принцип: выживает сильнейший Этот звериный закон автор походя пытается распространить и на иную социальную систему, не брезгуя намеками по адресу СССР. Таким образом, по Берджесу, во всяком обществе явно или скрыто действует все тот же биологический принцип выживания, откровенно узаконенный в буржуазной морали. Пятьдесят отобранных компьютером физиологически и умственно полноценных представителей американской технократической элиты — вот зародыш будущего человечества, которое возникнет на иных планетах, вот кто достоин спасения.