Анатолий Бритиков - Охота на дракона (сборник)

— Г-господин п-президент, — сказал изобретатель, — я ни в чем не виноват.

— Знаю, знаю, друг мой, успокойтесь. Все это нелепое недоразумение. Конечно, вы должны понять, что после смерти бывшего президента по стране прокатилась волна подозрительности, направленная в первую очередь против интеллектуалов. Тайная полиция просто перестаралась. Это не значит, конечно, что я их оправдываю. Их методы совершенно неприемлемы. Этак скоро у нас в стране ни одного интеллигентного человека не останется. И поговорить не с кем… Тем более, что, между нами говоря, не любил я прежнего правителя. Был он, если честно, грубым солдафоном, жестокой скотиной и плебеем без капли фантазии. Так что конец его был закономерен. Но оставим это. Как говорится, de mortuis aut bene, aut nihil 53 53 О мертвых или хорошо, или ничего (латинск.). .

— Р-римляне, господин президент, еще и так говорили: de mortuis — veritas 54 54 О мертвых — правду (латинск.). .

— Вы знакомы с латынью, друг мой? Тогда, применительно к вашему случаю, уместно будет сказать: perfer et obdura, Labor hie proderit olim 55 55 Терпи и будь тверд, эта боль когда-нибудь принесет тебе пользу (латинск.). . Но сейчас все это позади. Божьим провидением я избран в президенты этой страны и приложу все усилия, чтобы направить ее на путь просвещения, прогресса и возврата к демократическим ценностям. Мы должны показать миру, что мы не варвары, не дикари, а цивилизованная нация! Все слои населения должны сотрудничать в деле достижения этой благородной цели и тогда мы воистину придем в эпоху расцвета и процветания… В том числе и вы, друг мой, должны будете помочь нам в этом.

— Г-господин президент, клянусь — я ни в чем не виноват! Поверьте, я хотел уехать из страны не потому, что я против, а просто здесь я не смог бы продолжать работу!

— Верю, верю, друг мой. Успокойтесь. Вас никто ни в чем не обвиняет. Я просто хотел познакомиться с вами, узнать подробнее о вашей работе. Наша обновленная страна нуждается в новых людях. Вы ведь что-то изобрели, но не успели закончить, не так ли?

— Господин президент! Мое изобретение — это не оружие. Его совершенно невозможно использовать в военных целях! Клянусь вам!

— Ну, какой же вы, право! Ведь никто и не требует от вас оружия! Мне просто интересно, чем вы занимаетесь. В чем суть вашей работы?

— Господин президент, это совершенно мирное изобретение. Просто я хотел создать новый, универсальный вид искусства.

— Новый вид искусства? Это интересно. Продолжайте.

— Речь идет о разновидности голографии. Только в отличие от обычной она будет цветная и изображение сможет двигаться. Это будет синтез кино, театра, литературы, скульптуры, живописи…

— Но я не вижу, в чем новизна вашего изобретения. Голография давно известна.

— Это будет не просто голография. Дело в том, что создаваемая моим аппаратом объемная картина будет управляться мысленным усилием. Вам известно, что мозг человека тоже работает по голографическому принципу? Вся наша психика — это, в сущности, записанная на наш мозг голограмма. Разработанный мной интерфейс позволяет считывать эту ментальную голограмму — всякие внутренние видения, представления, образы и переводить их во внешний мир в виде цветного, объемного, движущегося изображения. Представляете: скульптору не нужны ни глина, ни гипс — он создает свои творения и оттачивает их одним только мысленным усилием. Режиссеру не нужны ни актеры, ни декорации — любые сцены рождаются перед его глазами, как по мановению волшебной палочки. А писатели — как приятно будет им лепить своих героев, придавая им зримый облик — достаточно только надеть специальный шлем и сосредоточиться…

Господин президент вскочил с кресла.

— Великолепно! Я поздравляю вас, друг мой, ваше изобретение действительно совершит переворот в искусстве. И это именно то, что нам нужно. Такое изобретение должно родиться в нашей стране, и оно здесь родится! Мы покажем всему миру, что мы — культурная, цивилизованная нация, что мы твердо стали на путь прогресса, духовного развития и процветания. Дерзайте, друг мой, идите и творите! Обещаю, вам будут предоставлены все условия для работы…

Г-н президент проводил изобретателя до дверей и на прощанье пожал руку.

Президент сдержал свое слово, и в жизни изобретателя начался новый период. Его поселили в роскошных апартаментах в левом, крыле президентского дворца, а под лабораторию отдали флигель, находящийся в глубине сада на территории дворцового комплекса. Изобретателю доставили всю затребованную им аппаратуру и литературу, предоставили ассистентов и лаборантов и обеспечили возможность получения любых консультаций во всех центрах научной мысли.

Истосковавшийся по делу изобретатель с головой окунулся в творчество. Работа закипела, и за считанные недели он смог продвинуться так, как не сумел за все предыдущие годы. Он спал по пять — шесть часов в сутки и часто забывал о еде.

По субботам президент приказывал вытаскивать его из лаборатории и почти силой заставлял отдохнуть и расслабиться.

Они сидели в паттио президентского дворца, слушали упрятанный в зарослях жасмина небольшой оркестр, игравший обычно Глюка или Генделя. Звуки скрипок перекликались с шелестом листвы. Из сада доносились резкие крики павлинов, бродивших там на воле. В ветвях жасмина и среди розовых кустов порхали пестрые колибри. Маленькие попугайчики храбро садились на стол и господин президент крошил им бисквит.

Президент угощал изобретателя французскими винами, зернистой икрой, бразильским кофе. На кофе изобретатель набрасывался с жадностью, ибо в последние годы правления старого президента настоящий кофе почти исчез и приходилось пробавляться эрзацем.

После кофе наступала очередь превосходных сигар. Они сидели, откинувшись на спинки поскрипывающих плетеных кресел и следили, как тает в воздухе ароматный дымок, повторяющий причудливыми очертаниями прихотливые извивы выводимой скрипками мелодии.

Мраморные, белые колонны паттио, нестерпимо яркие на фоне глубокой синевы неба наводили на мысль о мудрости древних Афин и располагали к размышлениям на возвышенные темы.

Президент не спеша затягивался сигарой, так же неторопливо отпивал маленькими глоточками кофе и развлекал изобретателя глубокими и остроумными беседами, касающимися литературы, философии, политики. Он наизусть цитировал Гая Саллюстия Криспа, Мольтке, Спенсера и Сантаяну. Изобретатель познавал много для себя нового и с удивлением вынужден был констатировать, что в мире существует множество интересных вещей, о которых он и не подозревал, и что знания о внутреннем мире человека не исчерпываются биоэлектроникой и нейронной церебротехникой.