Джеймс Блиш - Звездный путь (сборник). Том 2

Я был достаточно бодр. И если бы дело дошло до острой необходимости, я всегда мог воспользоваться медпрепаратами. Но тем не менее, случилось так, что на рабочем столе я нашел то, что мгновенно вышибло желание отоспаться из моей головы.

Это было письмо от Эйлин. Я взял его и вскрыл.

Дорогой мой Тэм!

Твое письмо о том, что ты планируешь забрать Дэйва из боевых порядков и держать его при себе как помощника, только пришло сюда. Я так счастлива, что даже не могу передать тебе, что я чувствую. Мне никогда не могло прийти в голову, что, будучи всего только Подмастерьем Гильдии Журналистов, ты мог бы сделать для нас что-нибудь подобное.

Чем я могу тебя отблагодарить? И можешь ли ты простить меня за то, как я вела себя, не писала и даже не волновалась за то, что происходило с тобой все эти последние пять лет? Пожалуй, я была не такой уж хорошей сестрой для тебя. Но это потому, что я знала, насколько безнадежной и бесполезной я была. Еще с того времени, когда я была маленькой девочкой, я чувствовала, что ты стыдился и просто терпел меня.

И когда в тот день в библиотеке ты объяснил мне, что у меня ничего путного не выйдет из замужества с Джэймтоном Блэком, — я поняла, что ты прав, но я не могла не ненавидеть тебя за это. Тогда мне казалось, что ты ГОРДИЛСЯ тем фактом, что смог остановить меня от ухода с Джэми.

Но как я ошиблась, и то, что ты сейчас делаешь для Дэйва, ясно доказывает это. Мне очень горько за то, что я так поступила. Ты был единственный, кто остался у меня и кого я могла любить после смерти мамы и папочки, и я действительно любила тебя, Тэм. Но, к сожалению, казалось, что ты этого хотел не больше, чем дядя Матиас.

Так или иначе, теперь все изменилось, с тех пор, как я встретила Дэйва и он женился на мне. Когда-нибудь ты должен приехать на Кассиду, в Албан, и посмотреть на нашу квартиру. Нам здорово повезло, что удалось получить такую большую. Это первый мой собственный дом, и я думаю, ты даже удивишься, насколько хорошо мы его обставили. Дэйв все тебе об этом расскажет, если ты его расспросишь. А знаешь, он ведь хотел сообщить тебе о нашей свадьбе, несмотря на то, что я испытывала по отношению к тебе. Но я не захотела этого. Только теперь я понимаю, насколько он был прав. Он всегда прав, в то время как я почти всегда ошибаюсь — ты знаешь это лучше меня, Тэм.

Но благодарю тебя, еще раз благодарю тебя за то, что ты делаешь для Дэйва. Моя любовь пребывает с вами обоими. Передай Дэйву, что я ему тоже написала письмо. Но думаю, что он получит его несколько позже.

Я убрал письмо и конверт в карман и поднялся в свою комнату. Я намеревался показать письмо Дэйву, но меня несколько смутило то, насколько полно была выражена в нем ее благодарность и как она обвиняла себя в том, что не была хорошей сестрой. Ведь и я не был таким уж заботливым братом. И то, что я сейчас делал для Дэйва, быть может, и выглядело для нее чем-то большим, чем это было на самом деле. Едва ли это было что-то намного большее, чем я бы мог сделать для совершенно чужого мне человека, скажем, возвращая ему услугу за услугу.

На самом деле она заставила меня почувствовать себя несколько пристыженным тем, что она написала мне. Быть может, после всего этого мы смогли бы жить как нормальные люди. То, как она и Дэйв относились друг к другу, означало, что, без сомнения, весьма скоро у меня появятся либо племянники, либо племянницы. Кто знает — ведь я мог бы тоже в конце концов жениться (неожиданно мысль о Лизе всплыла у меня в памяти), и у меня могли бы появиться дети. В конце концов, может статься так, что наши семейные отношения распространятся на добрых полдюжины миров, как это теперь происходит со многими семейными группами.

ТАКИМ ОБРАЗОМ Я ОТВЕРГНУ МАТИАСА! — подумал я. — И ПАДМУ ТОЖЕ.

Я шел, мечтая, находясь в приятном расположении духа пока не достиг двери моего номера в отеле и не вспомнил о том, стоит ли показывать письмо Дэйву. Лучше пусть подождет и прочтет свое письмо, которое, как написала Эйлин, уже находилось в пути, решил я и, открыв дверь вошел внутрь.

Он уже встал и был одет. Он улыбнулся, увидев меня. И это на секунду меня удивило, пока до меня не дошло, что, должно быть, я вошел с улыбкой на лице.

— Я получил весточку от Эйлин, — сказал я. — Небольшая записка. Он сообщает, что письмо для тебя уже в пути, но день-два может уйти на то, чтобы оно достигло тебя, будучи отправлено из твоего армейского подразделения.

При этих словах он просто расцвел. Затем мы направились вниз, позавтракать. Еда помогла мне окончательно проснуться. И как только мы закончили, мы тут же отправились в путь, в полевой штаб кассидианских и местных войсковых частей. Дэйв нес с собой мою записывающую и прочую аппаратуру. В действительности вся она почти ничего не весила. Частенько я сам таскал ее на себе, едва ли замечая это. Но теоретически то, что он теперь заботился о ней, позволяло мне сосредоточиться на более важных проблемах репортажа.

В штабе мне пообещали предоставить один из военных аэрокаров, одну из этих маленьких двухместных разведывательных машин. Когда же мы добрались до транспортного парка, то обнаружили, что находимся в очереди за полевым командующим, который ждал, пока его машина дооснащается спецоснасткой. Моим первым импульсом было тут же из принципа выразить свое возмущение по поводу того, что меня заставляют ждать. Второй моей мыслью было не делать этого. Потому что это был не обычный полевой командующий.

Это был высокий худощавый человек с черными, слегка причесанными и завивающимися волосами над лицом с крупными чертами, но открытым и улыбчивым. Я уже упоминал прежде, что для человека, рожденного на Земле, я был достаточно высокого роста. Этот же полевой командующий был высок даже для дорсайца, которым он, конечно же, и был. В дополнение ко всему он нес в себе качество, для которого не было названия, но которое является прирожденным для его народа. Что-то сверх просто силы, бесстрашия или храбрости. Что-то почти совершенно противоположное этим неотъемлемым качествам.

Быть может, это в чем-то сродни хладнокровию. Что-то вне пределов времени, быть может, вне самой жизни. С тех пор я не раз бывал на планете дорсайцев, и я замечал это как в подрастающих юношах, так и в некоторых из детей. Этих людей можно убить — все, кто рождены женщинами, смертны, — но неотъемлемой частью их существа, словно цвет, является тот неоспоримый факт, что, вместе или по отдельности, они не могут быть завоеваны. Просто потому, что это — невозможно.

Но этот мой полевой командующий имел в себе от рождения, помимо прекрасного военного ума и тренированного тела, еще нечто странное, что, казалось бы, совсем не присуще характеру дорсайцев.