Джон Краули - Дэмономания

— Здесь прямо рядышком, — объявила она. — Нормально, да? Они почти все сюда ходят.

Теперь они опять стали «ими», на время, для него. «Рядышком» — это приземистый мотель с дурацким названием: гостиница «Окольный путь». Оттуда по двое и стайками подходили люди, и Роз ткнула в них пальцем: они.

— Секундочку, — сказал Пирс.

Он порылся за сиденьем и вытащил свою сумку, а из нее фляжку. Хорошенько хлебнул, еще раз хлебнул и фляжку закупорил; Роз с интересом за ним наблюдала. Он в шутку предложил ей выпить, она улыбнулась и покачала головой. (Она взяла эту фляжку из его рук и пригубила — на вечеринке у реки Блэкбери, когда они повстречались впервые, а может, тот раз не считается, ведь каждый из них принял другого за кого-то еще: Пирс помнил.)

— Готов, — сказал он и распахнул пальто; алкоголь разжег в груди огонь. — Готов.

В поросячьем ресторане, очевидно, знали людей из «Пауэрхауса»: официантка провела их к длинным столам, накрытым в глубине зала, отдельно от прочих. Роз, вцепившись в Пирса, словно это она была здесь впервые, подвела его к середине одного из столов, за которым уже сидела дюжина едоков. Она представила его ближайшим соседям, и те улыбнулись дружелюбно, даже, пожалуй, чересчур радушно; всем раздали огромные покрытые пластиком меню. Завсегдатаи и так хорошо знали, что тут подают; это заведение, очевидно, было одним из звеньев в раскинувшейся по всей Америке цепи. Пирс о нем никогда не слышал и больше никогда в таком не окажется. За столом говорили о последнем собрании — больше о числе участников и общем энтузиазме, чем о содержании лекции. Они свидетельствовали — так позже назвала это Роз — о поразительных и непостижимых благодеяниях, в основном денежного свойства: обычные истории о везении или удачных совпадениях, отличавшиеся только тем, что кончались одинаково благополучно; все улыбались и кивали, но не восторженно и не самодовольно, а просто с удовольствием, таким же, впрочем, с каким они улыбались полным тарелкам, явившимся поразительно быстро, словно их держали где-то наготове. Пирс видел, как одна маленькая дамочка приветствовала грудину, едва ли не большую, чем ее собственная. Остальные, открыв рот, оскалив зубы и вытаращив глаза почти неистово, тащили ко рту сочившиеся блестящей подливкой сэндвичи, высота которых не уступала ширине.

— Ты что, не голодный? — спросила его Роз с набитым ртом.

— М-м, нет. Пока еще. Я ем поздно. Ты же знаешь.

— Смотри. Силы тебе понадобятся.

Что бы это значило? С ним такое будут делать, что сопротивление потребует много сил? Он уже чувствовал себя Чайльдом Роландом в бесплодной земле, на подходе к Темной Башне {351} ; но сил для того, чтобы пройти чрез этот город, Едом {352} , Дит {353} крепкий, не было. То было второе из запомнившихся Пирсу мест в Конурбане, вот этот стол и двенадцать плотоядных. Когда они закончили, пришла пора возвращаться; подкрепившиеся и энергичные, участники занятий шли к площадке перед мотелем через стоянку и полосу чахлых вечнозеленых кустов.

В новых мотелях всегда стоит — или стоял в те времена — резкий запах, исходящий, наверное, от искусственного покрытия под дерево и ткани, которым они отделаны, или от сильных моющих средств, которыми пытались отскоблить следы проходящих толп, — может, от всего этого, а еще от тонкого душка фальши и показухи, внятного чутью; Пирс настороженно, как дикий зверь, раздувал ноздри, идя по «Окольному пути» вслед за Роз и ее счастливыми сотрапезниками. Они миновали псевдодиккенсовский бар («Грошовый»), спустились по широкой лестнице в подземный актовый зал, а дорогой к ним присоединилось множество людей. Широки врата и пространен путь. {354} Пирс потихоньку осматривал собравшихся, но никаких обобщений сделать не смог: не скажешь, что здесь в основном старики или, наоборот, по большей части молодые, нет очень бедных и, конечно, богатых; просто люди, его соседи.

— Смотри, — сказала Роз. — Майк.

Да, это был он: в рубашке с короткими рукавами и при галстуке. Пирсова душа замкнулась, словно лязгнула решетка крепостных ворот; кулаки он не сжал, но почувствовал, что мышцы напряглись. Он как-то читал, что у мужчин в ситуациях типа «драться или спасаться» волоски на руках встают дыбом, как у испуганных котов: это чтобы выглядеть больше и страшнее. Наши-то рудиментарные волоски, скрытые под рубашкой и костюмом. И мошонка у него поджалась.

— Майк, — сказала Роз. — Ты ведь с Пирсом знаком.

— А, конечно. Привет. — Майк протянул руку: крепкое, чуть не агрессивное мужское пожатие; на самом деле с Пирсом он знаком не был — Роз не знала, что Пирс ей соврал: очередная ложь, в которой он так и не смог признаться. — Рад вас тут видеть. Хорошо, что пришли.

— Ну так! — произнес Пирс, осклабившись в ответ.

— Как там делишки в Дальних горах?

— Ха-ха, — сказал Пирс. — А вы тут книжками торгуете?

Майк стоял возле накрытого скатертью стола, на котором стопками лежали тонкие книги в твердых переплетах. Главным образом наставления с задиристыми риторическими вопросами в заголовках («Бог ли Иисус? Зачем умирать насовсем?»), автором значился Ретлоу О. Уолтер, доктор правоведения.

— Это он, — сказала Роз.

— Ретлоу О. Уолтер? — уточнил Пирс. — А какое у него второе имя? Отто?

— Не думаю, что инициал расшифровывается, — сказал Майк. — Как у Трумэна. {355}

Пирс хотел взять книжку и посмотреть, нет ли на обороте фотографии симметричного доктора {356} , но не смог к ней прикоснуться. Не ешь предложенное и все дары отвергай. {357} Впрочем, Пирс и так его отчетливо представлял: большеухая, точно кувшин, голова, нос картошкой, очки в розовой пластмассовой оправе, резкий средне-западный выговор, отвратительная самоуверенность, грубые шуточки.

— Пойдем лучше сядем, — сказала Роз.

— Мы еще поговорим, — сказал Майк. — Обязательно.

Она отвела Пирса в так называемый Имперский зал.

— А жена его знает, что он теперь тут живет? — спросил Пирс. — В смысле — бывшая жена. Мне казалось, что…

— Она, — сказала Роз, — потрясающий человек. Ты знаешь, что она собиралась вызвать меня на слушание дела о разводе? Призвать к ответу в качестве — как это там называется…

— Соответчицы.

— Да.

— Я думал, так уже не делают.

— Ну, если хочешь отнять ребенка. То делаешь именно так. — Она нашла места, привычным движением повесила пальто на спинку кресла. — Майк любит дочку, — сказала она. — Я уверен, что и мама ее любит.

— Что ж. Не все силы на ее стороне. Уже не все.

Пирс не стал дальше расспрашивать. Стены Имперского зала были покрыты малиновыми обоями, в позолоченных рамах на золотых шнурках висели здоровенные картины маслом — подделки, разумеется: пейзажи в духе Клода {358} , широкие виды, окаймленные сонными деревьями, — зигзаг серебристой реки, маленький светлый замок, дальние холмы, на горизонте незаметно переходящие в облака и аэр. Пирс с тоской окунулся в них взглядом.