Джон Краули - Дэмономания

— Ну, так что же ты сказала? — спросил он.

— Это просто так не накатывает, — сказала она. — Все бывает иначе. Это совсем не…

Он ожидал слова «магия», но она закончила фразу иначе:

— Это совсем не просто. Это очень, очень трудно. Не то что — «да, Господи, как скажешь», нисходит Дух, а дальше по накатанному. Над этим работать надо. Ежедневно, ежечасно. И я работаю. — Она смотрела в землю и, кажется, напряженно размышляла. Потом встряхнула лед в кока-коле. — Работаю.

Роз подняла взгляд на то, что приближалось к нему сзади, и он повернулся, чтобы встретить это лицом к лицу, что бы там ни было. За его спиной стояла Роузи Расмуссен.

— Хочу отчитаться, чем все кончилось, — сказала она. — Привет, Роз.

— Ага, — произнес Пирс. Он оттянул сдавивший вдруг горло воротник рубашки, понимая в то же время, что этот жест он видел у тысячи комических персонажей, попавших в безвыходное положение; что же случилось-то, что. — Ну, вы, девчата, знакомы.

— Конечно, — ответила Роузи. Она оперлась на стол обеими руками и мило улыбнулась Роз. — Еще бы.

— Ну и, — сказал Пирс, — так как там, как…

— А ничего, — сказала Роузи. — Ничего нового. Ничего не нашли.

— Это…

— Наверное, хорошо. В смысле, лучше, чем самое плохое, — ну, если бы обнаружилась опухоль или еще что-нибудь. Выходит, это, скорее всего, что-то… слово забыла. Такое, у которого нет причины. Похоже на «идиотическое».

— Идиопатическое, — сказала Роз.

— Точно. Так что, наверное, остается одержимость.

Пирс, как и Роузи, посмотрел на Роз: лицо ее было непроницаемым. Когда-то давным-давно — бог знает, сколько крови с тех пор утекло, а впрочем, не так уж давно, — он стоял ночью на берегу реки Блэкбери, и в лунном свете из воды нагишом выходили темноволосая Роз, рыжая Роузи и третья женщина, блондинка; они взобрались на старые мостки и принялись вытираться полотенцами. А теперь вот он здесь, и они тоже рядом.

— Я тут думал, между прочим, — обратился Пирс к Роузи, — насчет твоей хеллоуиновской вечеринки.

— Да-а, жаль, не вышло.

— Ты искала повод для костюмированного бала, всяких там привидений, призраков.

— Да просто само место замечательно подходит…

— Да-да. Так я подумал: если тебе нужны все эти маски и привидения, почему бы не провести вечеринку под Рождество?

— Хм.

— Конечно. Рождественские призраки — это давняя традиция. Самое время для призраков.

— О, самое время для призраков, — пропела Роузи на манер праздничного хорала. — Да ну. Почему?

— У кельтов, — принялся объяснять Пирс, — призраки появляются в такое время и в таких местах, которые в каком-то смысле не здесь и не там; ни то ни се. — Он заглянул в свой стакан и с изумлением увидел, что тот уже опустел. — Они появляются на солнцестояния и равноденствия и в ночи, когда сменяются кельтские времена года — а их всего два, — то есть на первое мая и на Хеллоуин. Рождество — канун зимнего солнцестояния. Прежде в этот день рассказывали истории о привидениях. Кстати, в Англии традиция жива. Вспомни Диккенса.

— Диккенса?

— Святочные Духи Прошлых Лет, Нынешних и Будущих Святок. {313} Миг между Сейчас и Тогда. Миг выбора.

— А, да.

— Значит, явятся духи солнцестояния. И остролист в честь старых богов. — Он показал официанту пустой стакан: помоги в моей нужде. — Костюмы, конечно: шуты, маски, мужчины выряжены женщинами, и наоборот; все это встарь было очень популярно под Рождество; Князь Беспорядков {314} , все наизнанку. Люди наряжались Сарацинами, Рыцарями, Докторами; в ночь солнцестояния Сарацин, то есть тьма, убивает Рыцаря, Солнце, а затем его возвращает к жизни Доктор. Новое рождение.

Роз крутила свой стакан, улыбка так и застыла на ее лице.

— Волхвы, — предложила Роузи.

— В точку.

— Ладно, — сказала Роузи. — На Рождество. Пли где-то в тех числах. А если будет снег…

— Разведем костры.

— Или отменим все. — Она отхлебнула из свеженалитого стакана Пирса. — Можно костюмы сделать потеплее, на меху.

— Тоже в тему. Это звериная ночь, когда можно подслушать, как между собой говорят животные.

— Я думала — только те, что возле яслей. В детстве нам рассказывали. Про ослика и корову.

— Звери болтали в ночь солнцестояния задолго до Рождества. Все дело в том, что размываются границы.

— Ладно, — подытожила Роузи. — Устрою, если смогу. Может, не такой пир, на какой я надеялась. А все-таки лучше бы на Хеллоуин. Меньше объяснять пришлось бы. — Она посмотрела на Пирса и улыбнулась ему признательно. — Не обижайся. — О чем речь.

— Ты придешь?

— Конечно, конечно.

— Кем нарядишься? — спросила она; и ей показалось, что он задумался или не готов к ответу, а может, еще что-то; она похлопала его по плечу и сказала:

— Все равно, договорились, — и отошла от их столика, послав Роз напоследок трепетание пальцев — копию ее недавнего жеста.

Роз снова посмотрела на Пирса. Почему она вновь закрылась? Глаза распахнуты — и все же словно зажмурены.

— Пойдешь со мной на это сборище? — спросил он у нее. — Если оно состоится?

— Конечно, — ответила она. — Да. Спасибо, это так здорово. Если только…

— Если что?

— Ничего, так, — ответила она. — Да, конечно.

— Ты что, привидений боишься? Знаешь, что забавно в христианстве и в христианских сообществах — вера, что мертвые могут одновременно находиться в трех местах — в своих могилах, в раю или в аду, а еще они разгуливают в виде призраков. Что-то вроде…

— Христиане так не считают, — сказала она. — Я не считаю.

— Нет? Мертвые только в раю или в аду?

— Нет. Мертвые сейчас мертвы. — Она вытащила сигарету и посмотрела на нее с каким-то испугом или даже отвращением, а потом быстро прикурила. — Слушай, Пирс, — вздохнула она. — Давай не будем об этом говорить? Мне кажется, я могла бы объяснить, но это как… Все равно, что объяснять отцу, где я была всю ночь. Вообще, я не собираюсь — как это называется?

— Утешать, — сказал Пирс. — Убеждать. Обращать в свою веру.

— Вот-вот, — сказала она. — Ничего такого. — Она подперла локоть ладонью другой руки и направила на Пирса кончик сигареты. — Может, вернемся?

Стояла глубокая ночь, пепельницы были полны, тарелки не помыты, свет погашен, а Пирс и Роз, все столь же беспокойные и бессонные, лежали под простынями; и еще долго перешептывались и шутили слишком остро, пытаясь освободиться от мучительных разногласий, а вернее — от его разлада с нею.

— Нет-нет, я хочу разобраться, — сказал Пирс. — Значит, мы умираем, лежим в могилах и гнием. А спустя долгое время — никто не знает когда — приходит конец света…

— Не то чтобы конец. В смысле, мир не исчезает.

— Не важно; и тогда мы все выбираемся из могил живыми и здоровыми. Это что, нам самим выкапываться? Или мы вдруг объявимся наверху?