Саймон Кларк - Чужак

Я невольно улыбнулся.

— И что потом?

— Они выскочили на сцену и попытались освободить щенка… моего чудесного, пушистого, воображаемого щенка. «Он не настоящий», — кричал я. Да, кричал. Ребята были крепкие, и каждый мог легко побить меня одним пальцем. «Мы слышали. Как бедняжка скулил», — повторяли они. Я понял, что надо спасать собственную шкуру и, выскользнув из пиджака, кинулся к выходу. Вернулся только через месяц. Шутки со щенком в моем репертуаре больше не было. — Он усмехнулся. — Нет, сэр. Вместо щенка появился котенок.

Я расхохотался. Зак тоже ухмыльнулся, и вскоре мы смеялись вдвоем.

Потом он вытер от слез глаза и сказал:

— Давай я помогу тебе с дровами. Еда, наверное, уже готова, а мне жутко хочется есть. Ну, Грег? Пойдешь сам? — Он сжал кулак в кармане. — Или мне придется помучить бедного щеночка?

Я вдруг услышал жалобный, протяжный писк. Причем Зак даже не пошевелил губами, а звук донесся откуда-то из глубины горла.

Мне ничего не оставалось, как кивнуть.

— Ладно, уговорил. Я иду.

Непринужденно болтая, мы вернулись к амбару. Настроение изменилось к лучшему. Тони разложил костер. В чистом небе сияло солнце. Микаэла и Малыш перебрасывались тарелочкой-фрисби, потом к ним присоединился Бен. Ловко поймав диск, он отбросил его Малышу. Над полем зазвенел беспечный детский смех.

Микаэла сотворила настоящее чудо, заставив Малыша забыть о страшном прошлом. Он смеялся, весело и беззаботно, и эти несколько счастливых мгновений надолго врезались в мою память. Хорошее проходит быстро. Вы не хуже меня знаете, что когда жизнь начинает улыбаться вам, самое время приготовиться к худшему.

— Смотри и учись… Я покажу, как печь хлеб. Это наш собственный хлеб, так что не жди аккуратных батончиков в разноцветной упаковке. — Тони повернулся к Бену. — Тебе тоже следует посмотреть. Через пару дней час попадешь на хлебное дежурство.

Бен подошел поближе к костру, горевшему в нескольких шагах от двери амбара. На огне стояла духовка, сделанная, как мне показалось, из стального ящичка для инструментов. Сажи на ней было столько, что ее, должно быть, собирали по всему аду. Я уже видел, как Тони вытаскивал эту штуку из коляски. Все остальные члены группы занимались своими делами: проверяли мотоциклы, подкачивали шины, чистили оружие. Некоторые расположились в тени под навесом и чинили потрепанную и порванную в отдельных местах одежду. Пятнадцатилетняя девушка с мелированными волосами подбивала полуотвалившийся каблук. Только Зак ничем не занимался. Взобравшись на тюк сена, он улегся на спину и уснул сном мертвеца, закрыв лицо черным стетсоном. Храп его долетал даже до костра.

Сняв с ящика крышку, Тони помахал ею над угольями, пока те не раскалились добела под самодельной духовкой.

— Печь надо ставить на камни, кирпичи или что-то другое, чтобы между ее дном и землей получился небольшой зазор. Здесь должен быть жар, видишь? Теперь зачерпываем миску муки вот из этой красной кастрюли и высыпаем ее в чашку. Кастрюлю сразу закрываем крышкой, чтобы муку не размело ветром. Любая мука в наши дни на вес золота. — Он взял кружку. — Добавляем в чашку две кружки воды. Хорошую щепотку соли. Перемешиваем… Когда смесь дойдет до консистенции грязи, начинаем разминать ее руками.

Бен нахмурился.

— А дрожжи? Когда ты добавляешь дрожжи?

— Дрожжей у нас нет. И никогда не было.

— Тогда на чем же тесто поднимается?

— А оно и не поднимается. Такой хлеб делали в старые времена. В библейские времена. Так пекли хлеб в Древнем Египте. Все верно, ребята, мы живем в прошлом. Наш хлеб получается плоским, как бабушкины оладьи, и на вкус напоминает туалетную бумагу, но, поверьте мне, желудок им набить можно.

Бен взглянул на меня. Я знал, о чем он думает: чтобы выжить, нам придется вернуться в Каменный век.

Тем временем Тони продолжал:

— Ну вот, теперь, когда тесто размято, делим его на лепешки размером с гамбургер. Потом выкладываем их на противень и задвигаем духовку на тридцать минут. Вот так. — Он улыбнулся нам улыбкой телеведущего кулинарной программы. — Ничего особенного, верно? Конечно, на первых порах успехов ждать не стоит. Хлеб иногда будет подгорать, а иногда, наоборот, получаться непропеченным, сырым. Он будет падать в грязь, и тогда вы услышите такое… — Тони покачал головой. — Почему я так говорю? Да потому что со мной бывало всякое. Но, в конце концов, освоите и вы.

— Не знаю, — неуверенно сказал Бен. — По-моему, у меня никогда ничего не получится.

— Тогда все останутся голодными.

У этих людей уже существовало свое небольшое производство, работавшее, как хорошо отлаженный двигатель. Правда, производили они только один-единственный продукт — выживание. По одной порции в день. Поддержание в рабочем состоянии мотоциклов, починка одежды и обуви, приготовление пищи — этим они занимались постоянно, как только выпадало свободное время. Но, конечно, производство висело на волоске. Можете назвать меня пессимистом, но я не мог не задаться вопросом, а что случится, если завтра кончится бензин или мука?

Тони оставил меня заниматься хлебом — раздувать угли, подбрасывать щепки, поддерживать жар, что оказалось не так-то легко, — а сам забрал Бена и повел туда, где стояли мотоциклы, чтобы показать, как управляться с «харлеем». К ним подошли еще двое-трое, похоже, решивших, что новичок порадует их падением с седла. Если дело обстояло именно так, то ребят ждало разочарование — Бен показал себя настоящим мастером и быстро освоился за рулем.

Я ломал прутики, подбрасывая веточки на угли, дул на них, махал руками. Но выходило все равно плохо. Пальцы только что не выскакиали из суставов, а огонь все слабел и слабел.

— Что это ты делаешь, Валдива? Уж не отбиваешься ли от человека-невидимки?

— Можно и так сказать. И результат примерно тот же. — Я поднял голову и. прищурившись, взглянул на подошедшую Микаэлу.

— Возьми, так будет удобнее. — Девушка протянула мне картонку.

— Спасибо.

— Учишься? И как, получается?

— Ты имеешь в виду умение выпекать хлеб? — Я пожал плечами. — Пока вроде бы ничего. Как Малыш?

— Сейчас уже в порядке. Но расстроить его легко. Еще не оправился после того, что произошло с сестрой.

— Та девушка была его сестрой? Не знал.

Микаэла опустилась на землю рядом со мной, сорвала стебелек травы, задумчиво пожевала.

— Какое-то время они спасались от шершней вдвоем. Мы почти ничего не знали ни о нем, ни о его прошлом, ни даже откуда они пришли. Он не хочет ничего вспоминать, в том числе и свое имя. Мы нашли его в доме, где девушку убил улей.

— Хочешь сказать, он там жил?

Микаэла тяжело вздохнула.

— Не жил, лежал на лестнице, на самом верху. Если бы мы его не нашли, он бы умер. Обезвоживание зашло так далеко, что нам казалось, его уже не спасти.