Шон Мерфи - Время новой погоды

А где же МакМиллан? – подумал Бывший Президент Томпсон. Вероятно, спит: он очень много спал после того, как позавчера вернулся и, войдя в Большой Дом, объявил: «Я нашел Брауна… Он едет… И я не желаю больше видеть ни одного сэндвича с арахисовым маслом до конца своих дней!» После этого Хьюберт свалился на койку в одной из комнат прежних жильцов. МакМиллан выглядит подавленным, думал Спад, проходя через Большой Дом мимо галереи колесных колпаков, покрытых патиной времени и затянутых паутиной. А почему бы ему не быть подавленным? Спад и сам был подавлен с тех самых пор, как покинул Столицу, свой кабинет и пост президента, – подавлен сильнее, чем когда бы то ни было за много лет. И он не просто хотел выпить. Он это заслужил.

Бывший Президент Спад Томпсон прошел на кухню; она была захвачена крысами, захламлена, покрыта толстенными слоями пыли и паутины. «Обломки времени», – подумал Спад, затем порылся в карманах, чтобы достать блокнот и ручку, но ничего не нашел. Худо: это была бы очень подходящая фраза для очередной речи. Впрочем, вряд ли ему когда-либо придется произносить речи, верно?

Спаду и правда очень нужно было выпить.

С большой осторожностью он стал открывать шкафчики, один за другим; на всех дверцах красовались древние колпаки от колес, с ходом времени обесцветившиеся и покрывшиеся пятнами. Мышь бросилась прочь и скрылась в темном углу. В шкафчиках он ничего не нашел. Спад открыл холодильник, но и тут было пусто, а стенки покрывала пушистая плесень. Из холодильника пахнуло затхлостью и гниением. Спад поспешно захлопнул дверцу. В последней попытке он подошел к раковине и открыл дверцу шкафчика под нею.

Часть его существа хотела воспротивиться столь глубокому падению, но какая-то дверь в прошлое уже, казалось, скрипела, отворяясь, и он не мог не войти, хотя бы для того, как он сам себе объяснил, чтобы по-быстрому помочиться.

– А-х-х-х! – с удовлетворением прошептал Спад. Там, за крысиным гнездом и мятыми газетами, он отыскал бутылку, на которой еще был виден почти облупившийся ярлык с поблекшими буквами: «Промис: Мебельная политура». Под этими словами шли полустершиеся ингредиенты, но одну строчку он смог разобрать: «Спирт – 15 %». Спад взвесил в руках бутылку – все еще полна на три четверти. Он уже начал отвинчивать крышку, которую так зацементировали годы, что она не поддавалась, когда услышал за спиной шаги.

Не выпуская бутылку из рук, Спад с виноватым видом повернулся, ожидая встретить неодобрительный взгляд Хьюберта, нацеленный в него от двери. Вместо этого он увидел в проеме высокого незнакомца, стройного человека с копной непослушных волос на голове и каким-то особенно пристальным и глубоким взглядом.

– Это вы, Спад? – спросил он.

– Биби… Браун? – Спад прищурился, глядя на него из кухонной тени. – А я как раз собирался… протереть кое-какую мебель.

– Это хорошо, – ответил Биби. – Здесь ужасный беспорядок.

Биби хотел прибыть в Долину Надежды раньше тех, кого он не совсем точно называл своими «компаньонами» из подмостья: такие термины, как «ученики» или «последователи», все еще заставляли его нервничать так, что при одной мысли об этом он начинал немедленно прозрачнеть. Ему хотелось хотя бы в течение нескольких дней снова пережить прежний опыт – без необходимости слишком много думать о ком-то другом: ведь именно здесь он когда-то отвечал на вопросы, преследовавшие его все ранние годы жизни. Тем более что он, как и все, кто раньше жил здесь, полагал, что Колпачное Ранчо целиком и полностью стерто с лица земли. Снова ступить ногой на эту землю… увидеть дома и постройки, в большинстве своем еще сохранившиеся и стоящие там, где он их оставил… Это наполнило глаза Биби слезами. Его охватили воспоминания о семи годах, проведенных на ранчо с дядюшкой Отто, Колпачным Королем Долины Надежды, и он опять не мог не задаться вопросом: что же случилось со старым патриархом – самым свободным, самым раскрепощенным человеком, какого он встречал в своей жизни, после того как тот исчез с ранчо накануне его уничтожения?

Однако Биби понимал: для того чтобы по-настоящему восстановить ранчо в его былом великолепии, все тут покрасить и отремонтировать, не говоря уж о том, чтобы отчистить все эти колпаки, потребуются, скорее всего, долгие месяцы и вся помощь, какую только он сможет привлечь. Вероятно, время для спокойного, незаметного, по большому счету беззаботного существования прошло, думал Би-би: слишком много нужно сделать, и не только здесь, на ранчо, но и в мире вообще. Мысль об этом все еще причиняла боль, все внутри у него сжималось от ностальгии по свободе и беззаботным удовольствиям его юных лет; и впервые Биби стал осознавать невероятность того, что взял на свои плечи дядюшка Отто, наблюдая не только за постройкой и содержанием ранчо, но и за «духовным развитием» (это выражение старик просто терпеть не мог) его жителей. И совсем не впервые Биби почувствовал, как он все еще далек от своего учителя, от того, чтобы достичь его уровня понимания, не говоря уже о том, чтобы успешно действовать как достойный его преемник в деле, начало которого Отто здесь заложил.

Тем не менее эти трое – Спад, Биби и Хьюберт – энергично принялись за дело, и через несколько суток в главных жилых помещениях ранчо было восстановлено какое-то подобие порядка. Все это время Биби со Спадом вспоминали о днях, которые они провели вместе здесь, в былой Америке давно прошедших лет, и рассказывали друг другу о том, что произошло с каждым с той поры, как они виделись в последний раз более трех десятилетий назад.

К величайшему смятению Хьюберта, очень скоро стало ясно, что эти двое собираются питаться в основном сэндвичами с арахисовым маслом, пока на кухне не будут восстановлены места хранения продуктов и не появится возможность привезти более питательную еду.

Но выпить Спаду так и не удалось.

Начиная со вторника, все подвижное оборудование на игровых площадках во всех нижних сорока восьми штатах должно быть снабжено турбинами для производства электроэнергии. «Карусели, качели всех видов дают большое количество свободного электричества», – заявил новый директор Агентства Экологической Защиты (АЭЗ) Хаксли Олдитч. «Мы плохо относимся к бесцельным, пустым играм, – сказал Олдитч на пресс-конференции в программе «Шоу-Америка» в прошлую пятницу. – Мы хорошо относимся к играм целенаправленным».

Бадди был влюблен. Любовь эхом разносилась по всем уголкам и коридорам его существа.

Он наконец-то стал понимать фильмы, песни и книги. Словно насквозь пропитавшаяся губка, все его существо было насыщено любовью к Ронде. Лицо ее было последним, что стояло перед его глазами, когда он засыпал; она проплывала над пейзажами его снов, словно сияющий диск луны. Первая его мысль утром была о ней, и часто за едой Бадди обнаруживал, что смотрит остановившимся взглядом в никуда, так что к тому моменту, как он замечал это, еда успевала застыть на тарелке бесформенной массой. Его жизнь, совсем недавно приносившая ему такое удовлетворение, теперь – без Ронды – казалась бессмысленной. Она заполнила пустое пространство внутри Бадди, сделала его цельным. Будто всю жизнь сердце его было как сжатый кулак, а теперь наконец оно начало раскрываться.