Шон Мерфи - Время новой погоды

– …или еще дальше назад! – вмешалась молодая, невероятно привлекательная женщина, облаченная в одежду из множества развевающихся прозрачных тканей. Она наклонилась к камере и схватила микрофон обеими руками. – С какой стати беспокоиться и растить детей, – спросила она, – если они все равно погибнут в следующей… а может быть, и ПОСЛЕДНЕЙ войне?

Хороший вопрос. Хьюберт был вынужден с этим согласиться.

– Миру нужно как можно больше любви, – продолжала Баттерфляй, в то время как Атмост осторожно пытался вытащить из ее пальцев микрофон, – а вовсе не как можно больше оружия временного разрушения…

Совершенно неотразимое зрелище, думал Хьюберт: сотни матерей, с трудом толкая перед собой покачивающиеся и подпрыгивающие на каменистой земле детские коляски, двигались ко входу на испытательный полигон. С каждой минутой сюда прибывало все больше женщин с колясками, так что если на миг забыть, чему ты стал свидетелем, можно было бы представить, что наблюдаешь сцену в Центральном парке в воскресный день. Однако иллюзию нарушали сотни полицейских, ожидавших встречи с этими женщинами, – в шлемах, в полной боевой выкладке, с эмблемой «Корпорации Америка», красующейся на пуленепробиваемых пластмассовых щитах.

Неожиданно какой-то невидимый сигнал был, очевидно, передан по рядам протестующих, которые, словно бегуны, стояли у проведенной по земле широкой меловой черты, потому что в определенный момент что-то вроде ряби на воде прошло по толпе и все одновременно пришли в движение. Все как один они шагнули вперед, через белую линию, толкая перед собой коляски. Полицейские тоже шагнули вперед. Отстегивая от поясов пластмассовые наручники, они пытались надеть их на руки женщин, большинство которых выпустили ручки колясок и охотно протянули руки навстречу полицейским. Ибо смысл акции заключался в конечном счете в гражданском неповиновении, и арест был частью этой акции.

Правда, некоторые женщины шли на это не так уж легко. Одни довольно пассивно сопротивлялись, пряча руки за спину, другие падали на землю и лежали, обмякнув, так что полицейским приходилось поднимать их на руки и относить к ожидавшим в стороне полицейским фургонам. Несмотря на то что полицейские явно старались вести себя сдержанно, произошло несколько стычек. И случилось неизбежное: сначала опрокинулась одна коляска, затем другая, и наконец целые ряды колясок стали опрокидываться на землю.

– О нет! – невольно вскрикнул Хьюберт, когда первый крохотный обитатель коляски выпал на асфальт. – Они же…

Только когда множество колясок ударились о землю, стало ясно, что в них находились пластмассовые куклы-младенцы. После того как аресты завершились, куклы по-прежнему валялись по всей территории перед полигоном, у некоторых недоставало рук или ног, или даже голов, и они жутко напоминали крохотные трупы, оставленные на поле боя.

Что-то происходило внутри у наблюдавшего эту сцену Хьюберта. Он не мог определенно сказать, что это такое, но спокойнее всего было бы предположить, что ему, как и бесчисленным другим зрителям этой передачи, будет ужасно трудно выкинуть эти образы из памяти, трудно будет не видеть их этой ночью во сне.

Некоторые из протестовавших позже клялись, что почувствовали какую-то мелкую рябь, прошедшую по ткани времени, когда был произведен подземный взрыв бомбы. В частности, Алеф ощутил то, что он описал как неожиданную ностальгию по будущему: острую тоску по лучшему миру. Другие отметили, что стрелки их наручных часов начали вращаться с такой скоростью, что слились в мутное пятно, а те, кто смотрел вверх, утверждали, что видели, как звезды в небе сначала двинулись назад, к доколумбовой позиции, а затем вперед, образовав немыслимые созвездия будущего. Некоторые даже считали, что видели Вифлеемскую звезду: она появилась на небе, а затем исчезла. А Пенёк и Шпенёк были убеждены, что заметили, как мимо прошел бронтозавр.

Бадди удалось лишь представить себе, какой эффект этот взрыв мог произвести под землей, в помещениях, где была детонирована бомба: скалы в сердце Земли могли быть возвращены в первоначальное расплавленное состояние, а ученые, наблюдавшие это событие, – во всяком случае, так ему рисовалось – преобразились в младенцев: каждый из них был все еще облачен в белый лабораторный халат, но сосал большой палец и время от времени икал.

В результате Баттерфляй, Ронда и Гермафродитти, так же как и сотни других демонстранток, были оштрафованы за вторжение на чужую территорию, а вместе с ними и Дэн Атмост, который, поддавшись порыву, отдал микрофон оператору (передача все равно уже закончилась) и перешел за меловую черту вместе со всеми. Артисты цирка вызвали у блюстителей закона беспредельное замешательство, поскольку те никак не могли понять, фотографировать им Ирму и Эдну порознь или вместе, или – как решить геометрическую задачу надевания на них наручников? Кроха все время проскальзывала между прутьями камеры предварительного заключения, так что в результате они разрешили ей ходить везде, где ей заблагорассудится. И никто не мог решить, как штрафовать Гермафродитти – как мужчину или как женщину? В конце концов всех отпустили, предварительно сфотографировав и сняв отпечатки пальцев, так как единственная небольшая тюрьма в малонаселенном округе Наварро, даже с добавлением камер в прилегающих округах, совершенно не могла вместить такое невероятное количество заключенных.

Чуть позже полуночи полицейские фургоны стали возвращаться. Тюрьма стояла у черта на куличках, и, поскольку справиться с хаосом и уследить за сотнями демонстрантов, которые стали бы ловить попутные машины и уходить пешком по дорогам посреди ночи, не представлялось возможным, полицейские решили, за отсутствием лучшего плана, разделить их на небольшие группы и поместить близ ворот испытательного полигона, где все и началось. Отсюда было совсем легко добраться пешком до самых разных лагерных стоянок, разбитых в пустыне участниками протеста, а также до транспортных средств, которые могли бы отвезти их по домам, и блюстители закона надеялись, что это произойдет как можно быстрее. Бадди, Родриго, Эдди, Висенте и Алеф стояли недалеко от ворот и ждали возвращения Ронды, Баттерфляй и остальных, так как заранее было решено, что, хотя мужчинам не возбраняется участвовать в демонстрации протеста, самый большой эффект средства массовой информации произведут, если протестующими, переступившими белую линию и подвергнутыми аресту, будут одни только женщины. Единственным исключением оказался Дэн Атмост, ожидающий в мужской камере тюрьмы округа Наварро, пока на следующий день его смогут взять на поруки.