Юлия Вознесенская - Паломничество Ланселота

— Я думаю, что знаю ответ, — задумчиво сказала Дженни.

— И что же вы думаете, Дженни? — спросил доктор.

— А все очень просто: эти люди, Матфей, Лука, Иоанн и Марк, записали то, что сами видели или слышали от верных людей. Я думаю, что Христа нельзя выдумать, Его можно только описать. Вот и Ланс говорит, что ничего подобного не встречал в других книгах. А он, наверное, сто книг прочел!

— Да, ничего подобного я в книгах не встречал.

— А в литературе были попытки создать подобный образ, — сказал доктор, — но они никому не удались. Ланс, вам не случалось читать русского писателя Федора Достоевского? несколько

— В библиотеке на моем острове есть несколько его книг. — Роман «Идиот» читали? -

— Читал. Вы думаете, доктор, что Достоевский пытался наделить своего князя Мышкина чертами Иисуса Христа?

— Несомненно. Как вы считаете, ему это удалось?

— Да ничуть! Князь Мышкин — чудесный человек, светлый и добрый, всех понимающий и всех прощающий, это так. Но это физически немощный и душевно нездоровый человек. А Христос — это ясность ума и абсолютное психическое здоровье.

— И физическое тоже. Он здоровый и сильный, — сказала Дженни. — Вы только вспомните, ведь Он постоянно в пути и почти не отдыхает, а питается как скудно! Хлеб, иногда рыба, иногда просто сухие пшеничные зерна, какие-то плоды с придорожных деревьев и только изредка угощение в гостях. Но Он никогда не устает и не болеет! Доктор, вы случайно не знаете, что такое «смоквы»?

— Знаю. Это такие южные фрукты, их еще называют инжиром и фигами. В прежние времена их продавали в свежем и вяленом виде. — Они вкусные?

— Вкусные и полезные. Я советовал варить их в молоке и давать детям при простуде: фиги смягчали кашель, а дети обожали сладкое лекарство.

— Как много всего было в прежние времена! И плотники тогда тоже были?

— Конечно. Так называли людей, работавших с деревом. Они обрабатывали его с помощью топора, пилы, рубанка, стамески и разных других инструментов. Было много деревянных домов, вот как дом Писателя, в котором живет Ланселот, и все дома эти были построены плотниками. — Это была трудная работа?

— Да, это был тяжелый физический труд. Недалеко от нашего дома была мастерская, где плотники изготовляли деревянные оконные рамы и двери. Все соседские мальчишки бегали туда за деревянными чурбачками, мы из них мастерили кораблики. Я до сих пор помню, как славно пахнут древесные стружки.

— Вот видишь, сэр Ланселот Неверующий, и смоквы были на самом деле, и плотники. Значит, и Христос был!

— Дженни! Неужели ты думаешь, что Христос и вправду жил в Назарете с названным отцом и матерью, работал топором и рубанком, ловил рыбу, а потом странствовал и проповедовал, по пути срывая смоквы и пшеничные колосья?

— Именно так я и думаю, Ланс. Вернее, чувствую. Вот ты помнишь сцену, когда иудеи хотели побить женщину камнями?

— Помню. Должен признать, очень сильная сцена.

— Ты обратил внимание, Ланс, что делает Христос, пока иудеи стоят и размышляют, имеют ли они право кидать в нее камни?

— Он сидит, склонив голову, и что-то чертит пальцем на песке…

— А она стоит и ждет. Потом Он поднимает голову и говорит: «Ушли? Ну иди и ты, и больше не греши…». Ланселот, ведь это реальнее, чем Реальность, это же просто, видишь! Будто кто-то стоял рядом с Христом и перепуганной женщиной, наблюдал и запоминал все до мелочей.

— Думаю, Дженни права, и так оно все и было, — сказал доктор.

— Ну, дорогие мои, эту сцену автор мог просто сочинить!

— А кто-нибудь из тогдашних писателей сочинял такие сцены? — спросила Дженни.

— Нет. Но это еще ни о чем не говорит. Просто автор текста опередил свое время в изображении тонких психологических нюансов.

— Так они же не писатели были, Ланс! Значит, это просто точная запись того, что было.

— Ты в самом деле в это веришь, Дженни? — Верю!

— Ты еще скажи, что Христос и сейчас жив и смотрит на нас откуда-то с небес! — засмеялся Ланселот.

— Я бы этому не очень удивилась. Доктор, скажите, только честно, как вы думаете, Христос и сегодня жив?

— Если бы я знал, Дженни, если бы я знал! Когда-то я в это верил всем сердцем, и тогда мне было гораздо теплее и светлее жить на этом свете… А потом мир начал меняться так стремительно, жизнь стала такой, что христианскому Богу уже не осталось в ней места, и на смену Ему пришел Мессия. Теперь я, как и все, верю в Месса.

— А если нам не верить в Месса, то все наше паломничество теряет смысл, — подвел итог дискуссии Ланселот.

— Я согласна, с тобой, Ланс, Мессия — бог. Я почитаю его, преклоняюсь перед ним, уважаю его силу и разум. Но Христа невозможно не полюбить!

— А Библия — чудесная книга, и поэтому давайте читать дальше! — сказал доктор.

— Давайте, — согласился Ланселот. — У нас еще остались деяния и послания апостолов и Апокалипсис.

Через неделю ветер начал стихать, дождь прекратился, но волны все еще были слишком высоки для того, чтобы пуститься в путь.

Зато пилигримы смогли выходить и бродить по Кронборгу и по всей уцелевшей части Эльсинора. Море принесло на берег и выложило грядами массу веток, вырванных с корнем кустов и деревьев, тростника и даже каких-то досок. Все это топливо было мокрым, дымило и трудно разгоралось, но поддерживать в караулке тепло и просушить отсыревшую за время дождей одежду и спальники им удавалось. Ланселот придумал, как использовать дымящие сырые дрова с большой пользой: он нанизал на проволоку соленых лососей и подвесил их внутри камина — коптиться. От запаха копченого лосося у всех текли слюнки, но Ланселот на очередной обед выделил Дженни только одну рыбину:

— Королек, наши персональные коды, похоже, вышли из строя, мы можем остаться без денег до самого Иерусалима. Копченый лосось всегда стоил дорого, мы сможем его продать и купить овощей и хлеба.

Прошел еще день, и вода под воротами Кронборга начала отступать. Паломники снова спустили катамаран в пролив и покинули Эльсинор. Они обогнули Зеландию и взяли курс на Ютландию — группу островов, оставшуюся от крупного датского полуострова.

У северных берегов Ютландии они еще издали увидели огромное скопление судов, больших и малых, между которыми сновали лодки. Над многими судами в небо поднимались небольшие дымки, видимо, там топили печки и готовили еду. В бинокль разглядели, что с бортов одних плавучих домов на другие были перекинуты широкие трапы, образующие целые улицы, по которым жители могли добираться до самого берега. Стало очевидно, что к берегу через этот город на воде катамаран провести не удастся.

— Что меня удивляет, друзья, — сказал доктор, когда они отошли от Ютландии, — так это топография затопления Европы во время Катастрофы. Понятно, почему уцелели шведские и норвежские земли Скандинавии — большая их часть всегда лежала высоко над уровнем моря. Но каким образом уцелела большая часть низменной Дании? Я помню, что до Катастрофы наивысшая датская точка над уровнем моря была где-то метров сто семьдесят.