Юрий Козенков - Реванш России. Преодожение

А в это время Борзов приводил чувство генерала.

— Генерал, — говорил он, — ты хоть понимаешь, что такие, как ты, — позор не только армии, но и всей России. Ну какой из тебя военный? Брюхо наел, как у беременной женщины, ряшка кирпича просит. Ты посмотри на моих солдат — им жрать нечего, животы подтянуло, а вы, суки, там в Москве в масле катаетесь. Вы давно продали Советский Союз. Теперь распродаете Россию, а в это время на ее окраинах начинают уничтожать русский народ. Для вас всегда главным были звезды на погонах, льготы и привилегии. Пока такие, как ты, сидят в Министерстве обороны, Россию как государство уничтожают. Вешать надо таких без всякой жалости, тогда тебе подобные не будут стремиться выползать на свет. И на прощание, чтобы ты знал, скажу: я ушел из армии сразу, как только вы сдали Советский Союз, и здесь, в Приднестровье, я никому не подчиняюсь, кроме своей совести и воли народа. А форму старую надел потому, что она дисциплинирует солдат. Все, на этом закончим. Только последний совет: не попадайся мне больше на глаза, так как у меня чешутся руки тебя повесить, ибо ты — явный и неприкрытый враг России и нашего народа. Ребята, — обратился Борзов к стоявшим за ним офицерам, — проводите его к машине.

Генерала и сопровождавших его офицеров вывели к машине и вернули им разряженные пистолеты. Щасный и офицеры сели в машины и уехали. Приехав в комендатуру, он сразу же потребовал объявить боевую тревогу.

— Надо уничтожить это бандитское гнездо! — кричал Щасный на местного генерала, — Кого вы пригрели у себя под боком — мятежников, анархистов, бандитов?.. Соедините меня с Москвой, — сказал Щасный стоявшему рядом полковнику. Но полковник, имевший шесть ранений, презрев субординацию (за что и оставался уже семь лет после Афгана полковником), ответил Щасному:

— Товарищ генерал-майор, какую боевую тревогу, кого надо уничтожить? Да рота Борзова способна в порошок стереть всю нашу комендатуру, хотя нас здесь и находится более 100 человек. Его рота добилась стабилизации обстановки в этом регионе. Наконец-то установилась тишина...

Щасный не дал договорить полковнику, заявив ему: — Можете считать себя уже подполковником. Полковник не сдержался:

— Вы меня, генерал, не пугайте, я не паркетный пачкун, а боевой офицер, сотни раз уже пуганый, и пулями, и осколками. — Сорвав с себя китель и рубашку, полковник обнажил жилистое мускулистое тело все в шрамах. — Вот видишь, генерал, через эти дырки давно весь страх вышел, так что пугай там своих бюрократов в Москве, — резко сказал теперь уже подполковник.

Тут вмешался местный генерал, прикрикнув на полковника и обратившись к Щасному:

— Товарищ генерал-майор, у меня к вам просьба: поезжайте в гостиницу, отдохните, а завтра мы во всем разберемся...

Анатолию Борисовичу Щасному стало понятно, что здесь всех объединяет круговая порука и ничего он не добьется, нужно ехать в Москву, о чем он и заявил окружавшим его офицерам. "Мы из Москвы их достанем быстрее, чем здесь, на месте", — думал он своим недалеким умишком, который привык за 23-летнюю службу в московских властных коридорах к кабинетным интригам, а не к боевым действиям.

А в это время корреспондент Брайницкий проник в кабинет, где находились Борзов и его офицеры, горячо обсуждавшие сложившуюся ситуацию.

— В чем дело? Вы кто такой? — спросил его капитан Нестеренко.

Я корреспондент "Известий России" Брайницкий Михаил Львович, прибыл сюда по согласованию с пресс-службой Министра обороны, вот мои документы, — сказал Михаил Львович, протягивая документы.

— Что вы хотите? — спросил его Борзов.

— Видите ли, о прошедшем вчера, мягко говоря, инциденте, то есть акте самосуда над пленными представителями соседнего государства Молдавии, сегодня оповестят все информационные агентства мира. Я хотел бы получить информацию о подробностях этого преступления, боюсь, что мировое общественное мнение смешает Россию с грязью за этот вандализм.

Ему не дали договорить. Вмешался капитан Нестеренко:

— Ах, ты, козел вонючий, тебя волнует мировое общественное мнение, а расчленяемые трупы наших раненых солдат, обезглавленная русская женщина и убитые дети тебя не волнуют?.. А где твое сучье мировое мнение, когда здесь русских убивают каждый день, или, например, когда Дудаев устроил геноцид русскому народу в Чечне, где русских грабят, а по ночам убивают, под угрозой смерти заставляют уезжать из собственных домов? А куда твои друзья-писаки смотрят, когда во всех так называемых свободных, суверенных государствах организован моральный и физический террор против русского народа, а сотни тысяч беженцев заполнили Россию? А что делают подонки под личиной демократов, дорвавшиеся до власти, когда установленные в Прибалтике фашистские режимы создали у себя апартеид по отношению к русскоязычному населению, и в первую очередь к русским?..

Что-то ты побелел, дружок, — продолжал Нестеренко. — Что же вы, суки, жили в этой стране на всем готовом, а народ горбатился на шахтах и заводах за вонючую колбасу, чтобы вы получали бесплатное образование, гарантированную работу, квартиры... Теперь вы этот народ за быдло принимаете, разрушаете его страну своей мерзкой пачкотней в наших газетах и на нашем телевидении, которые вы обманом захватили у народа, обеляете врагов России, клеймите русский народ фашистами за то, что он пытается себя защитить. Да если бы не этот народ, Гитлер бы вас всех давно перевешал... Запомни, мразь, я читал многое из твоей стряпни, где обливается грязью и армия, и народ, и Россия. Передай от меня своим пархатым друзьям, что недалек тот час, когда мы будем в Москве, и тогда не хватит фонарей для вас в этом городе. Мы очистим нашу столицу от всякой падали. И не мечтайте сбежать — нигде не скроетесь. Найдем и под землей каждого, кто разрушал государство, кто грабил народ. А сейчас убирайся, езжай в столицу, предупреди своих соплеменников — пощады не будет никому.

Таким образом, были отрезаны все пути остаться при этой власти в России. Через сутки Борзов, Нестеренко, еще два офицера и 14 солдат и сержантов покинули окрестности Тирасполя. Все имеющиеся наличные деньги они отдали семьям погибших боевых товарищей. А через месяц они уже были в Боснии, где Борзов впервые познакомился с молодым тогда лейтенантом Младко Паничем. С тех пор они почти не расставались. Из 17 ребят, уехавших тогда с Борзовым, к 1998 году осталось в живых только 9, а в целом в его отряде было 92 человека: русские, украинцы, белорусы. В свой отряд он принимал только славян и подчинялся только одному командиру — полковнику сербской армии Мирко Стояновичу, так как его отряд в основном выполнял спецоперации. Такая намечалась и на ближайшие дни. Завтра, то есть 12 марта 1998 года, истекал срок ультиматума, который предъявил боснийским сербам командующий войсками НАТО в Боснии американский генерал Пратс.