Далия Трускиновская - Феминиум (сборник)

Можно было тихо вставать и уходить: замужним женщинам и сговоренным невестам не след сидеть в общем зале с мужчинами после того, как пир переваливает за полночь и начинается непотребство. Эрин как раз рассчитывала, как она встанет и исчезнет – так, чтобы никто не заметил: дескать, моргнули, а ее уже и нет, да, в общем, никому и не надо. Однако тут раздался шум у распахнутых ворот: во время пира их по обычаю держали открытыми, чтобы всякий мог прийти и угоститься. Эрин как раз напротив сидела: подняла глаза, посмотрев перед собой, через головы пирующих, и ей показалось, что там светлее, чем в зале.

Немудрено: в зале масляные плошки так начадили, что дым поглощал самый свет, а снаружи встала полная луна и голое взлобье скал залила серебряным светом. Эрин стало вдруг знобко, словно и прохладой потянуло оттуда, и легким, окрашенным голубым паром – как от воды бывает. Она даже не сразу заметила, что из-под стола ее дергают за юбку.

Под столом прятались Эйтне и, что удивительно, Мораг. Удивительно потому, что средняя знала правила. Детям нечего делать на пиру.

– Знаешь, – захлебываясь восторгом, шептала младшая, – кто только что приехал? Не поверишь! Фоморы! Военный отряд, а во главе его – всамделишный ихний принц! А копья у них – во! Сблизят они наконечники – а между ними синее пламя дугой! – она жестом показала дугу над своей собственной головой.

Эрин посмотрела на отца: ему как раз докладывали о том же самом, и вождю клана Болг надо было принять решение. И то сказать: не вовремя фоморов принесло, учитывая, в какое русло вошли речи.

– А сами они… ой, странные. Представь, лица у них как из дерюги и будто паклей набиты, один глаз голубой, нарисованный, а другой крестиком помечен. И еще они на одной ноге стоят.

– А ходят как? – не выдержала Эрин.

– Ну… не знаю. Прыгают, наверное, на копья опираясь.

– У них две ноги, – сказала Мораг, – только вторая невидимая. А принц с ними совсем другой. Он когда во двор въехал – факелы погасли, и поверишь ли, на дворе не стало темно!

Поверю.

Они как раз входили под арку: герольд-фомор описанного вида и сам принц, высокий, в чешуйчатых, словно кожа лосося, одеждах, украшенных тисненой вязью, с двумя мечами на поясе – под правую и левую руки. Плечи принца покрывал алый плащ из тонкой шерсти: он смотрелся столь царственно, что оба вождя отметили про себя завести такой же. Длинные темные волосы лежали на плечах и спине, лоб охватывал то ли убор, то ли шлем: на висках шлема были укреплены золотые кольца с изображением лебедя в них, таким тонким, что казалось – не человеческая рука их делала. Светильники мигнули и, судя по всему, собрались убить себя, подобно факелам на дворе. К счастью, передумали. Или же им приказали.

– Фионнаклайне Мак-Балор, сын келпи Шотландской, наследный принц королевства фоморов, с мирным посольством и дарами к королю клана Фир Болг!

Возгласив титулование пронзительным голосом, герольд с поклоном положил перед Эохайдом дары: красивое оружие, какое пристало одному королю посылать другому. Все отшатнулись, когда он вышел вперед: того это, кажется, позабавило. Сделав свое дело, герольд отошел и замер, как неживой, ставши на одну ногу.

– Милости прошу принца Фионнаклайне присоединиться к пиру! – ответил Эохайд, а Мил напротив него слегка нахмурился, но король Болг просто не мог сказать ничего другого по законам вежества. Эрин решила повременить с уходом.

К Эохайду тем временем подскочил его домоправитель: в замке внезапно оказалось слишком много народу, всех не разместить. И то милесианам уже на полу вплотную стелено, непонятно, куда еще фоморов класть. Ясно, что не рядом: ну как не поделят чего?

– Есть подвал и крыша еще. Ну или за стенами, но это не по правилам.

– Прошу вас, – сказал посол, – не утруждайте себя хлопотами о моих людях. Им только стена нужна, чтобы прислониться. А в подвал… нет, в подвал мы не пойдем. Крыша меня вполне устроит.

– Я там навес поставлю.

За главным столом произошла некоторая толкотня – следовало всем сдвинуться, чтобы дать место принцу. При этом посягнуть на пустое место Эремона-жениха было бы неправильно и чревато скандалом. К счастью, старший сын Мила Донн оказался во хмелю некрепок и от первого тычка под ребра слег под стол, к собакам. Сидящие над ним сомкнулись, и женщины понесли пиво на следующий круг.

На столе оставалось довольно жареного мяса и половина большого лосося, объеденные ребра которого возвышались над резным деревянным блюдом, как шпангоуты корабля, выброшенного на отмель и сгнившего там. Еще были большие мисы с кашей, уже остывшей, ковриги хлеба – почти все надломанные, баклаги с медом – его полагалось есть, макая в мед хлеб. И много яблок – эти почти нетронутые. Кому нужны яблоки, когда есть мясо?

Гость взял поданную ему чашу, пригубил для виду – не отпил. Движение глаз направо, налево – все, что можно было увидеть, увидел; все, что сказано, – услышал. На летающее по залу «кто возьмет ее, будет землей править» насмешливо приподнял бровь. Эрин вдруг стало нестерпимо стыдно за эту пафосную глупость.

– С добром или со злом прислал тебя Великий Фомор, принц?

Фионнаклайне помедлил. Было совершенно очевидно, что среди всех он один был трезв, а словеса говорить следовало весомые.

– Туча идет грозовая, – сказал он, – и туча эта зовется Туата Да Дананн. Мы с детьми Дану то дружим, то враждуем, но теперь битвы не избежать. Отец послал меня напомнить славному клану Болг о временах его славы и о том, как вся земля принадлежала клану Болг тогда еще, когда про детей Дану еще никто и не слыхивал. Перед нами общий враг. Причем для Фир Болг этот враг – исконный.

– Враг силен, – осторожно ответил Эохайд, который и не хотел бы трезветь, а приходилось. – Будет ли победа за нами?

– Будет, если Фир Болг встанет в наши ряды.

Мил Эспейн со своего места смотрел на гостя-фомора, сощурившись и сдвинув брови.

– Фоморы, дети Дану, – бросил он, – не все ли равно, кому дань платить?

И вгрызся в свиную ножку, не дожидаясь ответа – в знак неуважения.

– Груз дани на союзников куда легче, чем на побежденных, – парировал Фионнаклайне. – Я слышал легенду о трехстах воинах Срега, ставших против Туата Да Дананн, чтобы умереть свободными.

Потомок того самого Срега, сидевший напротив принца, заиграл желваками: он-то платил дань исправно, а Мил вздрогнул, выругался и выплюнул осколок сломанного зуба. Принц-фомор встретил его испепеляющий взгляд хамски невинной улыбкой: ясное дело, пакостные чары наслал. Мил, еще не научившийся отличать одних нелюдей от других, потянул меч, Фионнаклайне же остался недвижим, только ладонь положил перед собой на стол и глаза сузил. Эохайд встал поспешно: