Далия Трускиновская - Феминиум (сборник)

Длинноволосый почти успел, ему оставалось две длины слеги, но в пучине шевельнулся особенно крупный пузырь, топь вздохнула и навсегда поглотила неудачливого ловца. Только маслянистые круги разошлись по поверхности – как и не было человека. Длинноволосый вскрикнул, потом заплакал в голос. До этого я не видела, как люди плачут, и не думала, что ловцы могут плакать. До Башенного утеса оставалась какая-то пара часов пути. Я стояла и смотрела, что будет делать последний оставшийся в живых человек. Пошатываясь, он вернулся, подхватил вещевой мешок, ощупал в нем что-то длинное – не иначе свой инструмент, повесил на пояс веревку, взял слегу, неуверенно огляделся вокруг. Он явно не был хорошим следопытом и не знал, куда двигаться дальше. Я топнула ногой. Заметив меня, Длинноволосый сказал что-то жалобное, протянул ко мне руки. Я медленно зашагала вперед, часто оглядываясь. Человек пошел следом. Он казался одиноким и жалким в подступающих сумерках. Чтобы выжить, он нуждался в огне и хорошей пище, в надежде, способной рассеять его тоску – Длинноволосый горевал о погибшем. Бог весть, кем приходился ему Седой – отцом, кровным братом или братом матери, но потеря тяготила человека больше, чем опасный и сложный путь.

Я вывела его на сушу в тихой рощице, не доходя утеса. Березы шелестели ветвями, покрытыми юной листвой – в Тауре Руско леса зеленеют раньше и опадают позже, чем в Лисьем лесу. Измученный Длинноволосый упал на траву, я прилегла поодаль, наблюдая за ним. Отдышавшись, он собрал веток, чтоб развести огонь, – и не тронул ни единой живой, лишь попросил у березы кусочек коры, чтобы пламя быстрей занялось. Я внимательно слушала голоса леса. Длинноволосый отогрел ладони, кое-как просушил одежду. Он не переставал оглядываться вокруг, дивясь то цветку, то листу, то серебристым крыльям вечерней бабочки. Сияющий диск луны показался на небосклоне, птичье многоголосье встретило его торжествующим хором. Длинноволосый достал свой инструмент, подкрутил колки – и песня струн влилась в музыку леса так чисто, как если б всегда здесь звучала. Звуки кружились и падали, как снежинки тосковали предсмертной мукой и смеялись, словно капель под солнцем, в них плясало могучее пламя, и поднимались из земли по корням соки жизни. Я знала, что братья услышат и поспешат сюда. Я знала многое, но все знания оказались ничтожными рядом с властью нездешних, чудных мелодий…

Длинноволосый играл и играл, его темная, худая фигура казалась нарисованной на фоне костра. Эльфы замерли, притаясь за стволами, не решаясь спустить тетивы – кто добыча? Белый единорог приблизился к музыканту и склонил перед ним непокорную голову. Человек улыбнулся доверчиво:

– Посмотри – это скрипка.

Жарко. Ментоусилитель то и дело перегревается и грозит довести мозги до кипения. Приходится погружать его в воду. Да и самой окунаться. А пока мы прохлаждаемся, объект может сорваться и выйти из зоны досягаемости. И получится, зря я столько дней внушала каждой забредшей за ягодами девице, что в этих местах кроется что-то очень ценное и небывалое. Конечно, материал для трансформации я уже добыла – одна ягодница, увидев меня, не просто заорала и бросилась наутек, как остальные, а… Впрочем, обойдемся без физиологических подробностей. Все равно толку от материала нет – в местном обществе царит патриархат и…

О! А вот и объект! Пожаловал наконец охотничек! И ведь не из простых: на пальцах перстни, кафтан с вышивкой, сапоги сафьяновые, рубаха шелковая. Да и фенотип, по местным канонам, просто эталонный: высокий, стройный, широкоплечий, голубоглазый блондин. Экая бестия! Ты-то мне и нужен, голубчик. Поправляю на голове ментоусилитель и, обхватив стрелу, усиливаю зов.

Блондинчик поворачивается, замечает оперение стрелы, затем меня… Я замираю. Не хватало еще, чтобы и он сбежал. Но нет, ментальное поле объекта окрашивается цветами любопытства, он осторожно, чтобы не спугнуть (спугнуть меня, ха-ха!), направляется в мою сторону, наклоняется, стараясь не бросать тень… И внезапно хватает меня за спину!

Фу-у-ух! Нельзя же так резко! Чуть не опозорилась, как давешняя девица. Кстати, где это он так научился маскировать намерения? Неужели здешние самцы способны оперировать с ментальным излучением? Впрочем, об этом я подумаю завтра, а сегодня меня заворачивают в тряпку и куда-то несут. Похоже, отбор материала откладывается на неопределенный срок…

Тряпку разворачивают, и я обнаруживаю себя на столе. Отдышавшись (хорошо хоть блондинчик тряпку додумался намочить!), смотрю по сторонам и обнаруживаю, что меня внимательно разглядывает какой-то, судя по ментополю, альфа-самец. Черт, что это у него на голове?! Неужели ментоусилитель?! Вот так номер! Приглядываюсь – нет, слава богу, обычное металлическое украшение.

Блондинчик, между тем, докладывает:

– И пошел я, батюшка, как ты велел, на гулянье. А на гулянье девки сказывали, что завелось у нас на болоте диво невиданное. И решил я, батюшка, диво это сыскать. Пришел к болоту, наложил стрелу, закрыл глаза, оборотился вокруг себя три раза, чую – словно кличет меня кто. Стрельнул в ту сторону и пошел стрелу искать. Гляжу, сидит на кочке лягушка величины невиданной, роду царского – в венце златом. Тут я диковину эту изловил и домой понес – тебя, батюшка, потешить и себе славы добыть.

– Потешил, Иванушка! – язвительно отвечает альфа. – Уж потешил так потешил. Я тебя посылал на гулянье девок гожих высматривать, а не жаб по болотам выискивать. Теперь с жабой своей и целуйся.

– Как велишь, батюшка! – тут блондинчик опять меня хватает и ко рту тянет.

Тьфу, обслюнявил всю, козел! Зато материала у меня теперь сколько угодно. И больше ничего здесь не держит. Кроме сынулиной руки. Дергаюсь, пытаюсь вырваться, но рука только сжимается крепче.

– Дурак ты у меня, Иванушка, хоть и царевич, – сокрушенно вздыхает альфа. – Теперь бородавки по лицу пойдут. Немедля выбрось жабу! Или лучше снеси в поварню. Гость галльский вчера на пиру жаловался, что жабьих лап у нас не подают. Пусть к вечеру приготовят, а мы ужо посмотрим, как он эти лапы есть станет. Вот потеха будет!

В поварню мне не хочется совершенно. Похоже, трансформацию придется начинать прямо здесь и сейчас. Вот только, приняв облик самца, я, учитывая местные нравы, получу на свою голову целый ворох проблем, вплоть до возможного летального исхода. Придется вернуться к исходному варианту. Что, может, и лучше, поскольку естественней… А насчет патриархата… ладно, потом что-нибудь придумаю. Запускаю процесс комбинирования генетического материала пугливой девки и глупого царевича, включаю на полную мощность дезориентирующее ментополе… Поехали!