Далия Трускиновская - Феминиум (сборник)

Зашуршала ширма, пропуская важного гостя. Он вошел, и, когда Шикибу повернулась навстречу его пустому, холодному, жадному взгляду, все внутри нее перевернулось.

«Что я сделала со своей жизнью? – в ужасе подумала она. – Что я с собой сделала? Всемогущие боги, пусть все это прямо сейчас оказажется сном!»

Она крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, город уже таял в лучах золотистого света.

«Какое счастье, что мне можно было вернуться! – подумала Шикибу. – Эта судьба ведь могла оказаться моей единственной! Ужасно прожить остаток дней с ощущением непоправимой ошибки!»

Какое-то время она смотрела назад, на спящий дом, и ее переполнила острая любовь ко всем его обитателям, даже к Танобу, которым она до сих пор вечно была недовольна.

«Он ведь на самом деле хороший человек, – тепло подумала она о зяте. – И любит Тидори. Я же просто глупая, вздорная старуха».

Улыбаясь, она повернулась на юг.

«Говорят, южная судьба возносит на вершину горы, – сказала она себе, – и я уж посмотрю, что меня там ждет. Ну хотя бы из любопытства!»

Золотистая дорожка света протянулась вдаль. Там, вдалеке, Шикибу увидела замок, замок на холме. Это не был замок господина Асуи – он находился где-то далеко-далеко, посреди тростниковых равнин, и над ним развевалось знамя.

Ей захотелось разглядеть его поближе, и она сделала шаг.

Тягучий звук била о бронзовый гонг возвестил начало дня. Ее колени затекли на холодном каменном полу. Шикибу не без труда поднялась, подобрала полы своего оранжевого монашеского одеяния. Ее бритая голова склонилась.

– Почтенная матушка, пожалуйста, возьмите, – молоденький юноша, пришедший в храм, положил деньги в ее ящик для пожертвования. Шикибу благодарно улыбнулась: за последние три дня это первая лепта! Ей следует быть смиреннее, когда она смотрит, как текут мимо все эти разодетые господа, со своими женами, наложницами, слугами, оруженосцами, – и ни один не кинет на монахиню, просящую подаяние, даже мимолетного взгляда! Еще совсем недавно она была одной из них. Еще совсем недавно…

Есть боль, похожая на разлитую по венам отраву. Есть боль, похожая на боль в сломанной кости, – мозжащая, неотвязная. А есть боль, раздирающая напополам. Она больна именно такой болью, и от нее нигде не найти спасения. Разве можно было представить, что такое возможно? В чем же она настолько провинилась перед богами? Или боги, забывшись, дали ей слишком много, а теперь спохватились и разом все отняли?

Когда она выходила замуж за Мунетоки, это сулило большую удачу: еще бы, девушка из рыбацкой деревни вышла за сына воина! Ей, надо сказать, куда больше нравился Асано, и Шикибу даже обещалась ему, но в последний момент отец с матерью наполовину уговорили, наполовину заставили ее. Она проявила себя почтительной дочерью, поступила как должно. Свадьбу сыграли быстро, и уже через несколько дней Мунетоки увез молодую жену на юг.

Он был внимателен к ней. Дарил цветы, играл на лютне. Привыкшая к тяжелому рыбацкому труду, Шикибу поначалу чувствовала себя неловко. Потом постепенно оттаяла. Она никогда не смогла бы полюбить Мунетоки – и знала это! – но их взаимное сосуществование можно было сделать приятным. В конце концов, брак по любви – редкость, и счастливы в таком браке бывают единицы из тысяч. А свой долг жены и матери она уж сумеет выполнить достойно!

Шикибу была счастлива. Счастлива не мужем, но сыновьями – одного за другим она родила Мунетоки троих красавцев-сыновей. Благодаря связям отца Мунетоки стал служить у князя Го в самой столице, бывал с семьей редко, все больше наездами, и отчаянно скучал. Она же, наоборот, вздыхала с облегчением, провожая мужа. Ей нравилось неторопливое течение жизни в красивом доме у края тростниковых равнин. Нравилось слушать, как шуршит сухая трава на ветру, как в плавнях гомонят птицы. Казалось, годы текут над ней, будто вода, – и не заметишь. Мунетоки стал доверенным лицом князя, получил в подарок три деревни и настоящий замок, пусть даже небольшой. Шикибу уже потихоньку начала присматривать невест для старших сыновей. Ей не терпелось стать бабушкой.

Ее сыновьям было четырнадцать, двенадцать и десять, когда князь Го совершил измену, поддержав опального принца Катоку в его претензиях на престол. Мятеж был подавлен почти сразу, она даже ничего не знала об этом. Просто однажды в ее дом ворвались люди в цветах императорской стражи, схватили детей и увели. Шикибу, рыдая, лежала на холодном полу своего опустевшего дома и думала только о том, что оказалась не готова к такому повороту судьбы. Многие годы покоя сделали ее слабой.

Князя Го казнили последним. Сначала казнили его двоих сыновей, потом его ближайших сподвижников и их детей, потом – самого князя. Мунетоки и ее сыновья – все трое! – были обезглавлены. Она стояла далеко в толпе, так и не сумев подойти поближе, и только молилась, чтобы все это оказалось неправдой, чтобы она закрыла глаза и проснулась в мире, где ничего этого никогда не случится. Потом она слышала, как падали на помост тела. И время для нее замерло.

– Почтенная матушка, вам плохо? – ее плеча коснулась мягкая рука. Шикибу слабо улыбнулась проходившей мимо молодой женщине. Что ей сказать?

– Нет-нет, просто голова закружилась, – пробормотала она. – Сейчас все пройдет.

Она подхватила тяжелый ящик для пожертвований и поплелась от храмового комплекса вверх, к кельям монахинь. Дорога, посыпанная желтым песком, сияла перед ней в полутьме золотистым светом. Замок оставался позади, становясь все дальше и дальше, пока не превратился в крошечный силуэт в тумане. Галька под ногами потемнела, смешиваясь с землей. Шикибу оглянулась и обнаружила себя в собственном дворе. Это была ее южная судьба, всего лишь одна из четырех судеб, и она вернулась! От облегчения слезы покатились из ее глаз.

Когда слезы перестали течь, она увидела, что золотистый свет потух и тень, отбрасываемая ею на землю двора, стала обычной. Волшебство закончилось, и все вокруг снова стало обычным. От мокрых сетей пахло морем и водорослями. Шикибу повернулась и вошла в дом, аккуратно прикрыв за собой дверь.

«Теперь я знаю, что невозможно жить лучше, чем я живу сейчас, – твердо сказала она себе, – и это лучшее из знаний!»

Она заглянула к дочери. Та спала, прижав к себе посапывающего младенца. Таю прилегла на циновке и тоже дремала. Шикибу тихо прикрыла дверь. Побродила по спящему дому. Поняв, что не сможет уснуть, тихо вышла и направилась к морю. Жемчужину она держала в руке. Наверное, ее следует передать князю.

«Когда уедет господин Фуруяма», – с неожиданным злорадством подумала она. То, что произошло с ней в эту ночь, дало ей новую, странную, поднимавшуюся изнутри силу. Эта сила стремительно росла, наполняла ее до краев и, готовая разорвать, клокотала внутри. Шикибу чувствовала, что должна что-то сделать, но не представляла что.