Нил Шустерман - Страна затерянных душ

— Я внушаю тебе омерзение, — сказал Макгилл.

— Мне кажется, ты именно этого и добиваешься, — ответила Элли.

Она поняла это сразу, как только впервые встретилась с чудовищем лицом к лицу. Макгилл гордился своей устрашающей наружностью и никогда не упускал возможности сделать что-нибудь отвратительное. Надо сказать, что в этом вопросе никто не мог с ним сравниться по части изобретательности. Но в тот момент Элли показалось, что он почему-то недоволен собой.

— Мои руки могли быть понежнее, — сказал он. — Я поработаю над этим.

Элли старалась не смотреть на него. Пожалуйста, только не это, подумала она. Неужели чудовище влюбилось в меня. Она не принадлежала к тому сердобольному типу девушек, которые всегда готовы пожертвовать собой ради чей-то любви, даже если в них влюбляется какое-нибудь страшилище.

— Не нужно меня очаровывать, — сказала она. — Я не из тех, кому нравится играть в красавицу и чудовище. Ладно?

— Я сюда не за этим пришел. Хотел просто проверить, не хочешь ли ты прыгнуть за борт.

— С чего бы мне прыгать за борт?

— Такие вещи случались в прошлом, — объяснил Макгилл. — Иногда кто-нибудь из членов команды решает, что лучше утонуть, чем служить мне.

— Может, они и правы, — сказала Элли. — Ты не хочешь освобождать моих друзей, не отвечаешь на мои вопросы. Может, мне и вправду лучше за борт прыгнуть.

Макгилл покачал головой.

— Ты так говоришь, потому что не знаешь, каково это. А я знаю, что такое провалиться к центру Земли.

Сказав это, Макгилл умолк. Его вываливающиеся глаза, никогда не смотревшие в одну сторону, сейчас были устремлены куда-то вдаль, возможно, внутрь, в душу чудовища.

— Сначала вода, — продолжал Макгилл. — Но потом всегда идет земля. Земля, а дальше камень. Сначала ты проваливаешься в абсолютной темноте и чувствуешь только холод. Ты ощущаешь камень, сквозь который движется твое тело.

Элли вспомнила, как Джонни-О чуть было не отправил ее вниз. Ей было знакомо ощущение слияния тела с землей. Ощущение было такое неприятное, что Элли не хотелось бы переживать его снова.

— Ты чувствуешь, как плотность породы постепенно вырастает, — продолжал Макгилл. — А потом становится жарко. Так жарко, что живой человек не смог бы выдержать. Дальше камень накаляется докрасна. Чем ниже, тем жарче, и вскоре ты движешься сквозь лаву. Ты чувствуешь жар своим телом. Ты должен был бы сгореть дотла, но этого не происходит. Тебе даже не больно, потому что ты уже ничего не чувствуешь, но жара — каким-то образом ты ее ощущаешь. Ты ничего не видишь, кроме раскаленной лавы и красного огня. Еще ниже лава горит белым огнем, там еще жарче. И ничего другого ты уже не видишь. Тебе другого не дано. Жар, огонь и непрекращающееся падение.

Элли не хотелось слушать дальше, но почему-то она не могла заставить себя прервать Макгилла. Было ощущение, что это нужно знать.

— Ты падаешь и падаешь, проходят годы. Иногда встречаешься с другими, — сказал Макгилл. — Ты чувствуешь, когда кто-то рядом. Голоса приглушены, кругом пылает лава, но ты чувствуешь. Они называют свои имена, если помнят, конечно. А потом, спустя двадцать лет, ты попадаешь туда, где нет ничего, кроме лавы и огромного скопления призраков. Там ты и остаешься. Ты понимаешь, что достиг конечной точки и никуда уже не двинешься. И тогда начинаешь ждать.

— Ждать чего?

— Разве не понятно?

Элли не решалась даже предположить, что имел в виду Макгилл.

— Ты ждешь конца света, — пояснил он.

— А конец света наступит?

— Конечно, когда-нибудь наступит, — заверил ее Макгилл. — Может, через миллиард лет, может, позже, но Солнце рано или поздно угаснет, Земля развалится на куски, и все дети, провалившиеся к ее центру, обретут свободу и разлетятся по Вселенной или еще куда-нибудь. Кто знает, что произойдет с призраками, когда исчезнет сила тяготения.

Элли попыталась представила себе, что такое — ждать в течение миллиарда лет, но у нее ничего не вышло.

— Ужасно.

— Нет, это не ужасно, в том-то и дело, — возразил Макгилл. — Ничего ужасного там нет, и от этого все еще хуже.

— Не понимаю.

— Видишь ли, когда ты находишься в центре Земли, забываешь, что у тебя когда-то были ноги и руки, потому что нужды в них больше нет. Тебе незачем их использовать. Ты становишься настоящим духом. Вскоре ты уже не можешь понять, где кончаешься ты и где начинается лава. Еще через некоторое время осознаешь, что тебе уже все равно. Оказывается, терпение любого человека безгранично, и понимаешь это только там. У тебя достаточно терпения, чтобы дождаться конца света.

— Покоишься с миром, — вспомнила Элли.

— Да, что-то похожее и имеют в виду, когда произносят это напутствие.

Наверное, в этом выражалось вселенское сострадание к затерянным душам, ведь они не могли ничего сделать, только ждать. И наградой им был вечный покой. Что-то вроде нирваны, в которую погрузился Лиф, сидя в бочке.

— Я даже представить себе не могу, как можно столько терпеть.

— Я тоже не мог себе этого представить, — сказал Макгилл. — Поэтому стал карабкаться назад, к поверхности.

Элли повернулась к Макгиллу и заметила, что он внимательно смотрит на нее.

— Ты хочешь сказать…

Макгилл кивнул.

— Мне понадобилось больше тридцати лет, но я хотел вернуться на поверхность, а когда очень сильно чего-то хочешь, можешь горы свернуть. Никто не хотел этого так сильно, как я. И вышло, что только я смог вернуться из центра Земли.

Макгилл посмотрел на свои ужасающие конечности.

— Мне помогло то, что я представлял себя чудовищем, прокладывающим себе путь клешнями. И, когда я добрался до поверхности, я стал им. Я — чудовище. И мне нравится им быть.

Хотя ужасное лицо Макгилла не изменилось с тех пор, как он начал рассказывать свою историю, оно каким-то странным образом выглядело иначе. Элли могла бы поклясться в этом.

— Зачем ты мне все это рассказал?

Макгилл пожал плечами.

— Я думал, ты сама догадаешься. Мне показалось, что ты заслуживаешь правды в награду за помощь.

Хотя картина, описанная Макгиллом, была ужасной, Элли все же почувствовала себя лучше. Ее положение уже не казалось ей таким безнадежным.

— Спасибо, — сказала она. — Это было очень познавательно.

Макгилл поднял голову:

— Познавательно? А ты не думаешь, что это было самоотверженно?

Элли кивнула.

— Согласна. Это правда.

Макгилл широко улыбнулся, обнажив гниющие десны.

— Ответ пришел, когда вопрос забылся, в точности, как в предсказании. Печенье «Фортуна» не обманет.

— Печенье «Фортуна»? К чему бы это? — удивилась Элли, но Макгилл не был расположен к дальнейшей откровенности.

— Я совершил самоотверженный поступок, — сказал он. — Пора перейти к четвертому шагу.