Алексей Поликовский - Россия загробная

Ему помогали, даже против его воли. Пока он бродил по лаборатории, искоса поглядывая туда, где за стеклом трио врачей-психологов беседовало с Чебутыкиным, люди из ФСБ со свойственной всем спецслужбам наглостью вскрыли его квартиру и учинили жестокий обыск. Они выкинули из шкафов все его белье, перетрясли книги, достали из ящика в ванной грязные рубашки и трусы и прощупали в них швы, сгрузили в целлофановый мешок все компакт-диски, найденные в квартире, и увезли их в свои подвалы. Они вытащили из ноутбука жесткий диск и увезли его тоже. Правда, все это делалось под предлогом заботы о Вермонте, и вместо изувеченного старенького ноута ему тут же выдали в институте новый, с двухъядерным процессором и терабайтом памяти. Илья подолгу сидел перед новеньким ноутбуком и иногда даже что-то писал в TeX. Писал и уничтожал. У него возникли какие-то новые, личные отношения с клавишей delete. Он ее полюбил вплоть до ненависти.

Математики, приехавшие из Москвы, вовсю крыли его в своих разговорах. Они не могли понять его логику. Дыры в его расчетах оказывались фатальными, его допущения вызывали мысль о безумии или сильном пьянстве. Кто-то предположил, что этот Вермонт или гений, или осел. Ему возразили, сказав, что ослы таким изощренным математическим аппаратом не обладают; но очень может быть, что прежде чем творить, он курил коноплю. Кульбиты и перевороты Вермонта ставили в тупик самых искушенных математиков. В то время, как они исследовали его расчеты и вглядывались в крупномасштабные фотографии, на которых были зафиксированы написанные на стене в кухне формулы, сам Вермонт лежал голый по пояс, в джинсах и полукедах на кровати, широко раскрытыми глазами глядел на бессмысленные цветные круги на потолке, и лоб его покрывался холодным потом. Фотографии, сделанные на его кухне, были развешаны в большом зале, куда математики сходились каждые несколько часов, чтобы под руководством еще одного академика сверить расчеты. В это время директор института Лоренц-Валиулин сидел в кабинете на пятом этаже, обхватив голову руками. Подглазные мешки отвисли еще сильнее. Он велел секретарше не пускать к нему никого. Он хотел сосредоточиться и подумать о самом важном, но ему не удавалось это в последние несколько суток, с тех пор, как идиот Вермонт зачем-то преодолел материю, разломал время и выписал сюда мертвеца Чебутыкина. Опасность сгущалась. Академику Лоренц-Валиулину грозило многое. Во-первых, он уже имел информацию о готовящемся письме сорока академиков, которые обвиняли его в шарлатанстве и обмане руководства страны. Во-вторых, он знал, что его заместитель за его спиной имеет сепаратные контакты с людьми из ФСБ, которые теперь кишмя кишели в кабинетах и коридорах института. В то время, как он вот так сидел, сдавливая виски своей большой представительной головы ладонями, два снайпера лежали практически у него на голове, слухач сидел в трубке его телефона, секретарша снимала копии со всех его бумаг и передавала мальчику в отлично сшитом костюме цвета стали, который еще имел наглость кокетничать с этой дурой. Все это было опасно, в высшей степени опасно, и он уже предчувствовал, что главная тайна вот-вот вылезет на свет. Собственно, сейчас Лоренц-Валиулин, преодолевая головную боль, режущую виски, и пытался понять, как будет реагировать и что предпримет, когда обнаружится, что дело вовсе не в математике, где так преступно и безумно наблудил юный дурак Вермонт, а в кое-каких других, очень прозаических обстоятельствах…

Директор института знал то, что знали вместе с ним сотни людей в Протвино, включая водителей рейсовых автобусов, парикмахерш, таксистов и даже сантехников, чинивших канализацию в туалетах института. Все это знали, и все-таки это оставалось тайной для наехавших из Москвы разведчиков и контрразведчиков, охранников и снайперов, полковников и подполковников, членов комиссий и работников аппарата, математиков и физиков. И вот теперь общеизвестный факт наглым багровым кукишем вставал перед потрясенным академиком с седыми бровями. Дело в том, что ускоритель, который был запущен по его разрешению для проведения планового эксперимента по программе старшего научного сотрудника к. ф-м.н. И.А.Вермонта, представлял собой гигантскую кольцевую трубу с дырами, которые возникли от многолетней бесхозяйственности и которые так и не успели залатать. Ускоритель, который должен был стать гордостью советской физики, так и не был достроен и уже более двух десятилетий являлся памятником великой эпохи. Но желание дать асимметричный ответ на швейцарский адронный коллайдер было так велико и имело такую сильную поддержку в некоторых весьма высоких кабинетах, что директор института физики высоких энергий вынужден был — или сам этого хотел? — подписать письмо, в котором заверял Академию, что под его руководством проведены следующие работы… и еще следующие работы… в результате чего ускорительно-накопительный комплекс протонов находится в состоянии, позволяющем произвести краткосрочный пуск, что продемонстрирует всему миру высокий уровень развития физики в современной России. Подписывая эту бумагу, академик Лоренц-Валиулин рассчитывал недолго погонять по трубе коллайдера какой-нибудь завалящий пучок и на том успокоиться. Большим успехом после двадцати лет простоя стал бы сам запуск махины с подземным туннелем в 21 километр. В результате два-три человека защитили бы кандидатские, кандидат наук Вермонт стал бы самым молодым в стране доктором, а по всем СМИ прошла бы информация, что в Протвино, на переднем крае современной физики, под руководством академика Лоренц-Валиулина, ведутся сложнейшие изыскания. Вместо этого они что-то передернули в устройстве мира и вызвали непредсказуемые реакции. Скромного научного успеха не получилось, зато теперь за стеклом сидел хитроумный совхозный шоферюга и морочил головы светилам психологии, прибывшим из института Сербского. Они раскалывали самых страшных маньяков и убийц, но перед шофером пасовали. По всем документам он был давно мертв, что не мешало ему требовать от врачей пива. Академик с ужасом подумал, что будет, когда обнаружится правда про дыры в ускорителе, и у него на лбу, как и у Вермонта, выступил ледяной пот.

3.

Милицейский спецназ подъехал в дому на Четвертой Магистральной улице в половине пятого. К этому времени авторитет-уголовник по кличке Шило удерживал в заложниках двух своих собутыльников уже более шести часов. Переговоры с ним шли непрерывно и по телефону (он потребовал положить ему на мобильник тысячу рублей, что было выполнено незамедлительно), и через хлипкую дверь квартиры, обтянутую кожзаменителем. Полковник милиции в светлой спортивной курточке, стоявший у двери и уговаривавший Шило сдаться без кровопролития, прекрасно понимал, чем рискует. Он знал, что Шило — бугай двухметрового роста, с синеватым черепом и раскрашенной татуировками грудью — стоит с той стороны тоненькой двери с обрезом в руках. Одно неловкое слово, и он выпалит в дверь из обреза. Так они и переговаривались.