Брайан Стэблфорд - Снежок в аду

— Ничего мы не пересаживали, — стоял на своем Хеманс. — Никаких законов мы не нарушали. Отправьте нас на скамью подсудимых, и мы это докажем. Но вам этого делать не хочется, верно?

— Это еще как посмотреть, — уклонился я от ответа, но Хеманс вновь презрительно выпятил губу, и я понял, что придется играть в открытую. — Расскажите мне еще кое-что, — продолжал я. — Намекните мне, что вы, собственно, делали, если уж человеческих генов не пересаживали.

— С чего вдруг я вам буду что-то рассказывать? — огрызнулся он.

Я не был наделен соответствующими полномочиями, но час делать предложение пробил.

— Возможно, мы еще успеем положить это открытие на полку. Аннулировать его уже не сумеем, но попытаемся уберечь человечество от его последствий. Хотя бы ненадолго.

— Нет, — выдохнул он устало, но твердо. — Не можем. Мы думали это сделать — Роли, Брэд и я, — но поняли, что не способны. Доктор Хитченс, мы не полицейские, не политики и не законодатели. Мы не в состоянии положить свое открытие на полку. Это не только бессмысленно… хотя это бессмысленно… это неэтично. Мы не будем сотрудничать с вами, доктор Хитченс. Мы пройдем свой крестный путь до конца. Они — люди, и каждая яйцеклетка каждого животного в наших зоопарках и на наших фермах потенциально способна стать человеком. Это факт, и игнорировать его нельзя. Так что ни на какие сделки мы не пойдем, если вы не согласитесь предать огласке все без изъятия.

— Но вы сами воздерживались от публикаций, — парировал я. — Вы сами держали свою работу в тайне.

— Она не была завершена, — заявил он, насколько я мог судить, искренне.

— Если вы сказали правду, — отозвался я, — она не будет закончена никогда. Но прежде вы должны убедить меня в своем чистосердечии.

Он по-прежнему рассматривал меня с легким отвращением, будучи не лучшего мнения о выбранном мной месте работы, но в конце концов поневоле уступил. Ведь другого выхода у него — впрочем, как и у меня — не было.

Даже после повторного просмотра кассеты, после того, как моя беседа с Хемансом была разобрана фраза за фразой и слово за словом, чины из Спецслужбы и большинство министерских так ничего и не поняли.

— Ну ладно, — заявил шеф ГВР, — допустим, та, с которой вы говорили, была умная и симпатичная — но в суд ее все равно не пустят, не говоря уже о телевидении в «прайм-тайм». Она свинья. Животное. Мы можем послать ее на бойню. Мы можем их всех ликвидировать, если сочтем это нужным.

— Зачем такие крайние меры? — подал голос один из заместителей министра. — Стоит людям узнать, кто она на самом деле, и предубеждение против нее сформируется мгновенно. Пусть она умница-красавица — никто и не подумает всерьез призывать к «серийному производству». Не будем выплескивать ребенка вместе с водой.

Разумеется, на самом деле он хотел сказать: «не будем выплескивать воду вместе с ребенком». Он рассудил, что данные методы можно применить с пользой — под завесой секретности, конечно, раз уж правоведы решили поставить всю эту область науки вне закона, но все же с санкции правительства. Ему уже мерещились суперсмекалистые животные, приспособленные для ведения боевых действий и шпионажа. Вероятно, не те комиксы он читал в детстве, и потому теперь вместо приключений из «Юного следопыта» грезил на тему «Реальность — это все, что вы можете натворить безнаказанно».

Господин, занимавший в министерстве должность вице-секретаря, мыслил, как и следовало от него ожидать, более реалистично.

— По поводу журналов наблюдений она была права, — задумчиво проговорил он. — Спасти их мы не успели. Значит, тайна открытия сохранена. Едва разнесутся слухи, что из животных эмбрионов можно делать вполне пристойные подобия людей, обходясь мизерным бюджетом и стандартным оборудованием… всем и каждому станет любопытно. Мы слишком запустили дело. Вмешаться надо было гораздо раньше — и счет тут шел не на недели, на годы. Применить новые законы следовало сразу же, как только у нас появились предположения, что их нарушают.

— Без журналов, — произнес я вполголоса, — никак нельзя удостовериться, что даже новые законы, и вправду, были нарушены. Таким образом, тайна становится еще более интригующей.

— Хитченс, она же просто свинья, — заявил полицейский, смотревший на вещи просто. — Она свинья, с виду похожая на маленькую девочку. Что это такое, как не преступление в области ГИ?

— Если Хеманс говорит правду, — пояснил я, — прикладная гомеотика с юридической точки зрения не имеет ничего общего с генной инженерией. Конечно, недостающие гены — один и четыре десятых процента от общего их числа — он по большей части должен был ввести искусственно. Но даже если бы он попытался просто пересадить их или импортировать, у него ничего бы не вышло по тем же самым причинам, по каким обычно проваливаются попытки трансплантировать гены целыми блоками. При условии, что он мне не солгал, — а я склонен ему верить, — его способ гораздо лучше и к тому же не противоречит закону. Если дойдет до суда, нам останется лишь надеяться, что резервные копии журналов тоже уничтожены… поскольку если они существуют, то Хеманс, Ролингфорд и Брэдби построят на их основе удачную линию защиты, и мы будем выглядеть законченными идиотами.

— Этого не случится, — провозгласил непременный вице-секретарь. — Если после помилования они не хотят валяться под забором, они пойдут на сделку. И секреты свои выдадут, и подписку о неразглашении дадут. Вопрос в другом — смогут ли другие повторить их исследования, вдохновленные знанием — или просто слухом, — что такое возможно.

— А кому такая идея в голову придет, кроме полных психов? — вопросил главный инспектор. — Неужели вы думаете, что на свете полно субъектов, которые мечтают штамповать подложных людей? Упертые борцы за свободу животных — и те не осмелятся бороться за право каждой хрюшки ходить в платье и на двух ногах. Мы живем в реальном мире. Некоторые животные более равны, чем другие — и это мы. Так было и так будет.

Пришла пора брать быка за рога.

— Вы не принимаете Алису всерьез, а зря, — объявил я. — Вы плохо расслышали то, что сказали она и Хеманс. Вообразите, что она права. Вообразите, что она — не свинья, которая прикидывается человеком. Вообразите, что она действительно человек.

— Это не так, — отрезал полицейский. — С генетической точки зрения она свинья. И точка.

— Судя по ее словам, — продолжал я, — генетика тут совершенно ни при чем. Человек — это тот, кто ведет себя по-человечески; а ее братья и сестры были расстреляны, так как не верили, что их собратья по человеческому роду откроют огонь по кучке безоружных детей. Без сведений об ее успеваемости в школе, и пока она не согласится на новое тестирование, точный интеллектуальный коэффициент Алисы останется для нас тайной, но, судя по нашему с ней разговору и уверениям Хеманса, я готов побиться об заклад, что он даже выше, чем у среднестатистической девочки-подростка. А вы не желаете сделать вывод из этого факта.