Николай Полунин - Край, где кончается радуга

Крейн покачал головой.

– Тогда зачем вы ушли из Квартала?

– Я не мог, – Вест потупился. – Мне трудно объяснить, но я не мог.

Лишь после долгих колебаний Вест выложил Крейну все начистоту. Удивительно, но тот не выказал ни тени недоверчивости, а попытался всесторонне оценить ситуацию. Но ни в его обширнейшей памяти, ни в книгах прецедентов не обнаруживалось. Вест, впрочем, уже научился не возлагать надежд на здешние книги. На вопрос о других средствах массовой информации Крейн сказал, что понимает, о чем речь, только потому, что сам много лет – Вест поперхнулся – размышлял на эту тему, но ничего такого здесь не имеется. Тогда Вест спросил: а откуда товары вообще берутся в Городе? Поступают из-за Занавесного хребта, ответил Крейн, прямо на промтоварные пункты. А за хребтом что? Не могу сказать, я никогда не покидал пределов Города. А кто покидал? Стража никого не выпустит, сказал Крейн, каждый Город в Крае обособлен и автономен, непреодолимый Пояс, ни отсюда, ни сюда, Стража бдит… впрочем насчет каждый… наш во всяком случае обособлен, и Стража как раз бдит… Н-да, сказал Вест, и некоторое время они молчали. Решив все-таки продолжать, Вест спросил: ну, а где вы продукты берете? На продпунктах, ответил Крейн, это синтетика, на продпунктах стоят синтезаторы. А-а, сказал Вест, надо же, у нас это пока не так широко. Тогда Крейн спросил: а у вас есть?.. И Вест снова отвечал, отвечал, отвечал. Он думал, что спрашивать будет он, но он только отвечал. Сперва он делал это с охотой, но очень скоро понял, что Крейна в общем-то ничего всерьез не интересует. Ему нужна была информация. Любая. Безразлично на какую тему, лишь бы новая. Мозговая жвачка. Он, казалось, впитывал её всеми порами, горящие глаза уходили под череп, щеки вваливались, и Вест ловил себя на смешке, что добрый Крейн начинал сильно смахивать на Доктора Йозефа Геббельса, каким его изображают перед смертью…

– Как я вам уже говорил, – сказал Крейн, – практика изъятия отдельных Людей с той стороны существует. Иногда это ссыльные, здесь не играют роли. В нашем городе я знал двоих, но это было давно… э-э давно. Один стал паучником,.другой ушел в Стражу, и не на последнее место. Этакая свежая кровь в жилы. Вообще-то, – он почесал седенькую редкую бровку, – в универсальности мышления мы уступаем Людям. Но в частностях неоспоримо выше!

Даже так, подумал Вест. Гордится. Даже этот – гордится.

– То есть? – сказал он. Ему снова становилось не по себе.

– У кого как, – Крейн пожал плечами. Он мало возвышался над столом, потому что сидел на кушетке, а она была низкой. – У меня, например, скорость прохождения импульса по волокну выше, чем у среднего Человека, в восемьдесят четыре раза. У условного вокера – есть такое понятие – в девяносто девять раз. Максимально. Я ориентирован на быстродействие, – он виновато улыбнулся. – Так что с вами, понимаете ли, мне трудно удерживаться в нужном темпе.

Вест на секунду прикрыл глаза. Это, кажется, называют биологической цивилизацией, подумал он. Евгенической цивилизацией. Но ведь и технология у них есть, во имя технологии вся каша и заварена. Во имя джутовых мешков?

– Вам не страшно? – спросил он.

– Это мой мир, моя жизнь, – сказал Крейн. – А вот вы? Кем вы были там у себя, что вы умеете?

Вест вспомнил мсье Жоржа и его бумаги, которые надо было находить, красть, отбирать, покупать, потом мсье Жоржа с ними охранять, отвозить, беречь и так далее вплоть до конвертика с банкнотами. Я даже не знаю, что это было – промышленный шпионаж, частная слежка, политика или, может быть, какая-нибудь пошлость вроде ерналивамвашасупруганашеагентство-поможетвамвыяснитьэтотайнагарантируется».

– Стрелять умею, – сказал он.

– Это у нас умеют даже дети.

Вест разозлился.

– А вы не находите, что это очень плохо, когда дети умеют стрелять?

– Мы вернулись к тому, с чего начинали, – сказал Крейн. – Давайте-ка отбросим эмоции.

– Хорошо, хорошо, давайте. – Вест отошел к крану, попил ржавой воды. – Да! Если хотите, я могу говорить быстрее.

– Ничего, я привык. Я должен был быть Расчетчиком и Памятником.

– Это, – Вест помялся, ища слово, – с рожденья?

– Да, – Крейн кивнул. – От Литейщика родится Литейщик, от Расчетчика – Расчетчик. Просто мои показатели чуть не вдвое выше заданных.

Вест заставил себя не закрывать глаза в тщетной надежде, что подвал со стариком в драной стеганке пропадет, как кошмар.

– Счастливая мутация? – выдавил он.

– Мы не мутируем, мы стабильны. Случай. Тринадцать на двух фишках.

– Тогда, насколько я понял, у вас это должно тем более приветствоваться и цениться.

– Наверное. По той же, видимо, причине всех безномерных стерилизуют.

– К-как?

– Мера предосторожности. Обычное дело, – Крейн вздохнул. – Есть Уложения. Не нами писанные. У паучников самый строгий отбор, что ж вы думали, неподчиненность даже Управлению, полная секретность. А то бы наработали мы… Они, – поправился. – Они!

– Вы… тоскуете?

– Вам этого не понять, Человек, – непривычно жестко сказал Крейн.

Нет, отчего же, подумал Вест. Выбракованная ездовая собака бежит за нарами, пока её не пристрелят, состарившаяся лошадь чахнет в деннике. А здесь – с рожденья. Господи, какая же пакость. Нет, если что-то надо делать, то что? Ведь действительно – это его мир и действительно его жизнь, а кто я – чужак, который ещё ни в чем не разобрался. И что я могу сделать? И с кем?..

Кушетка скрипнула, и Вест заметил, что за столом чего-то не хватает. Ложка. Солонка. Тряпка. Он вдруг понял: не хватало Крейна. Огляделся – его нигде не было – и лишь собрался лезть под стол, как кушетка скрипнула вновь, и Крейн за столом появился.

– Как же… где же?

– На улице, – печально улыбнулся Крейн. – Даже со своей костылюшкой успел достичь перекрестка и вернуться. Или вы шутки хотели шутить с коэффициентом восемьдесят четыре?… Ладно, – сказал он. – Мне периодически нужна бывает разрядка, простите. И давайте говорить о вас. Но я ничего не могу вам ни посоветовать, ни объяснить. Я даже представить себе не могу, откуда вы взялись. Ходят разные слухи, легенды, но я и их не знаю. Я только слышал об их существовании, причем откровенную чушь. Не знаю. Попробуйте перестроиться. Ваш мир… Он тоже совсем не рай, верно?

Вест покивал. Перестроиться. Это я и сам понимаю.

– Откуда вас знает Ткач по имени Наум? – спросил он. – Пятьдесят четвертый, если вам это что-нибудь говорит.

– Мне это ничего не говорит. А знают меня все. Я городской сумасшедший. Умный дурачок. Ха-ха. – Крейн помолчал. – Я старый. Мне сорок восемь лет, Вест. Оставайтесь, живите, сколько хотите, но не вербуйте меня в соратники. Вам ведь не просто недовольные нужны, а боевики. А мне осталось последнее – новые знания. Ваше появление ещё – счастье. У меня же почти совсем чистый мозг, вы и представить себе не можете, до чего это отвратительно… Послушайте лучше вот это и скажите, есть ли у вас аналог. Девятый век до Разделения, философ Шейн. Слушайте!..