Вецель Евгений - Социальная сеть Ковчег

Вот это и называется «криминальный обмен», когда в обмен на свои услуги ожидаешь одного, а получаешь гораздо меньше либо ничего. Штерн обнаглел. Он мог бы ставить эксперименты над другими людьми. Неужели простой вопрос: что для любви главнее — душа или тело, нужно доказывать на практике? Неужели это нужно делать именно со мной? Почему я должен теперь думать, с кем мне строить отношения?

У меня были совсем другие планы на свою жизнь. Я просто хотел вернуть Юлю и по мере сил помогать деревьям, выполнять их задачу. Штерн совсем обнаглел, если считает, что я проглочу эту обиду. Возможно, я привыкну к тому, что Юля — это Даша. Но Штерн решит, что я простил его, и будет наглеть дальше. Я не удивлюсь, если он сделает так, чтобы у меня с «обновлённой Юлей» родится «экспериментальный сын». И для эксперимента этот ребёнок будет чёрным. Моя святая обязанность — доказать Штерну, что нельзя так поступать с людьми. Я разрываю контракт с «Дьяволом» в одностороннем порядке.

Пусть ищет себе других подопытных. С этого дня я буду жить самостоятельно. Сами виноваты. Прав я или не прав — это не важно. В любом случае, нужно наказывать любителей «криминального обмена». Это обязанность тех людей, кого обманули. Многие философы спорят, кто виноват в «криминальном обмене»: тот, кто обманул, или тот, кого обманули. Но практикой уже доказано, что «жертва» помогает развивать «криминальный обмен», если не требует расплаты. Любая «жертва» должна наказывать обидчика. И делает она это не для себя, а для того, чтобы обманщики не наглели. Безнаказанность умножает беды.

В том, что муж не поблагодарил жену за вкусный суп, виновата жена — в том случае, если она не потребовала восстановить несправедливость и произнести эти слова. В том, что преступник продолжает гулять на свободе, виновата жертва, которая не заявила в полицию. В том, что мужчина меняет девушек как перчатки, виноваты девушки, так как не могут ему отомстить после того, как он их бросил. Пусть эта правда очень жестока пот отношению к жертвам, но таковы правила игры в жизни, где приходится существовать в обществе.

Общество должно ставить на место тех, кто ведёт себя неподобающим образом. Но «тюфяки» не любят конфликтов, поэтому готовы проглотить любую обиду, понимая, что больше никогда с этим обидчиком не встретятся и «это не их дело». Общество из «тюфяков» будет искать защиты у лидера, который восстановит справедливость. И ничего плохого в этом нет, если наказание «зарвавшихся» будет передано другому лицу. Главное — чтобы оно было неминуемым. Таким образом, в бесчеловечном эксперименте Штерна Тринити виновата не меньше, так как подобно «тюфяку» проглотила его поступок и своим молчанием благословила на дальнейшие бесчинства. Поэтому Тринити попадает в мой «чёрный список» вместе со Штерном и Коровьевым.

Пока я всё это обдумывал своей вскипевшей от гнева головой, дверь отворилась, и вошёл Коровьев. Он быстро осмотрел комнату и, улыбаясь, произнёс:

— Я так понимаю, вы молодой человек, изволили ссориться со Штерном?

— Это моё личное дело, — спокойно ответил я, глядя ему в глаза.

— Думаю, вам нужно остыть, — примирительно сказал Коровьев.

— Я тоже так думаю, — улыбнулся я. — Как я могу попасть домой?

— Мы уже закончили обряд, — как будто ничего не произошло, ответил Михаил Петрович, — поэтому вас сейчас отправят домой. Возьми, пожалуйста, мою визитку и ещё один комплект техники. Только на этот раз не уничтожай, она мне дорого обходится. Когда придёшь в себя, свяжешься с нашими виртуальными шефами.

— Давайте, — сказал я, понимая, что нужно соглашаться, чтобы вернуться домой. Выкинуть гаджеты никогда не поздно.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил Коровьев, пристально глядя на меня.

— Как никогда хорошо, — сказал я, говоря правду, так как был уверен, что принял правильное решение.

— На следующее заседание придёшь? — не успокаивался Коровьев.

— Конечно, я же теперь масон, — улыбнулся я, показывая на золотой треугольник на груди.

— Отлично, — выдохнул Михаил Петрович.

Он позвал своего помощника, который снял с меня знаки масона, уложил их в пакет, и, проводив меня до середины рощи, завязал мне глаза. Потом довёл до машины, и уже через сорок минут я летел на самолёте. Через полтора часа я оказался у старичка Давида в комнате. Он ловкими движениями развязал мне глаза и, некрасиво улыбаясь, сказал:

— Добро пожаловать, брат.

— Спасибо, — улыбнулся я.

— Если можно, я оставлю этот пакет со знаками у себя на хранение, — сказал старик и, не дожидаясь ответа, взял у меня вещи. Он выложил из пакета две коробки с гаджетами и вручил их мне обратно. — Это мне не нужно, у меня такие уже есть.

— А почему я не могу оставить знаки у себя? — спросил я.

— У учеников первого градуса слишком силён соблазн разглашать тайну, — строго сказал Давид. — Без передника, перчаток и значков, никто тебе не поверит. Ты уже давай, иди. Мне пора ужинать и спать. Будешь трепаться о том, что произошло — пеняй на себя.

— А сколько сейчас времени? — спросил я, совсем выпав из жизни за эти два дня.

— Сейчас восемь вечера, — недовольно фыркнул старик, подходя к двери и отпирая замки.

— Вы так рано ложитесь спать? — спросил я, понимая, что пора уходить и задом вышел за дверь на улицу.

— Если доживёшь до моих седин, будешь знать, что если пожилой человек не ляжет раньше, то его всю ночь будет мучить бессонница, — ответил мне Давид и захлопнул за мной дверь.

На улице уже начало темнеть. Очень хотелось увидеть Дашу и проверить, насколько она похожа на Юлю из моей прошлой жизни. В любом случае, я что-то к ней испытываю. Но я решил идти домой, так как чувствовал, что 36 часов без сна могут навредить нашим отношениям. Я держал две коробки в руках и устало шёл к колледжу. Мне повезло, и на нашей лавочке Даши не было, поэтому я сразу направился в своё общежитие. Я прошёл мимо комендантской и направился к своей комнате.

— Уильям! — крикнула мне в след миссис Колинс.

Мне пришлось вернуться к ней и через силу улыбнуться.

— Добрый вечер, миссис Колинс, — улыбнулся я.

— Я смотрю, у тебя новый градус, — тихо сказала она, потрепав меня по плечу.

— Хм… Вы тоже? — спросил я.

Вместо ответа миссис Колинс улыбнулась и подмигнула.

— Ладно, иди, спи, усталый ты мой, — по-дружески сказала она. — А я думаю, куда на два дня пропал мой жилец. В следующий раз предупреждай, чтобы я не беспокоилась.

— А вы можете сохранить это у вас? — попросил я, протягивая ей две запечатанные целлофаном коробки.

— Могу, — ответила она, делая вид, что не знает, что это. — А зачем? И что это? Бомба?

— Знакомый дал на хранение, а я боюсь оставлять в комнате, — улыбнулся я. — Очень дорогие вещи, и мне будет жалко, если они пропадут.