Канделаки Коста - Доза

Теперь тот, который поднял с земли брошенную Китом сумку. Это он, гаденыш, хлестанул его с ноги в голову. Увидя, что Кит прыгнул к нему, юнец попытался принять боевую стойку, но не успел — подсечка, удар кастетом по ребрам в догонку, хлопок затылка об асфальт.

Всё, можно сказать, что битва закончилась, толком и не начавшись.

Один все еще сидел на корточках, зажав яйца. Другой прыгал в стойке, делая нырки, изображая бывалого боксера… Нуб.

- Брысь, говнюк, а то урою, — небрежно бросил ему Кит, демонстративно вынеся вперед руку с кастетом.

Шпанец понял правильно — отскочил к тротуару и встал там, уныло созерцая поле битвы.

Кит неспешно, отерев сначала кровь с лица, поднял и повесил на плечо сумку, взял кейс.

- Слышь, братан, — обратился к нему тот, что стоял у тротуара. — Тебе все равно теперь конец. Ты ходи и бойся теперь, понял? А лучше вообще не ходи.

Нет, все–таки Киту повезло нынче еще раз. Повезло, что эти уродцы оказались доходягами, обычной уличной шпаной, которой только над гуимами глумиться. Повезло, что не было у них никакого железа, хотя такие обычно без арматуры не ходят.

Ну и ладно, спасибо судьбе. А разбитая губа, боль в челюсти и шишак над бровью — это такие мелочи, что и думать о них не стоит.

Кит сплюнул кровь под ноги стоявшему у тротуара и пошел дальше.

Киту было тогда как этой недоделанной шпане — лет семнадцать. Накануне какой–то гуим причастил их дружка, Иштвана Маргази. Они поклялись отомстить.

Того снукера они поймали вечером, во дворах на двадцать шестой, и зажали в арке, за колледжем Эккерсли. Снукеру было, кажется под пятьдесят, а может быть и больше, но из–за улыбки, растянувшей его лицо он выглядел моложе.

Кит никогда не был ни заводилой, ни особо агрессивным, ни драчуном, но Иштван был его почти другом.

- Лыбишься, сука? — спросил он снукера, расталкивая своих, подходя вплотную.

- Хорошо! — произнес гуим. — Уальчики хорошие! Уолетели!

- Сейчас ты полетишь, — буркнул Кит.

Он тогда еще не занимался особо — так, баловался пару раз в неделю с грушей да висел на турнике. Поэтому его неумелый удар в грудную клетку не причинил гуиму, кажется, никакой боли.

- Хороший! — пропел снукер. — Уолетели! Тау хорошо!

Кит двинул его под ложечку, другой рукой ударил в печень.

Гуима отбросило к кирпичной стене, но состояние кайфа после дозы не давало ему почувствовать что–нибудь кроме радости.

Потом Кит бил его долго и сосредоточенно, целясь в самые уязвимые, как он тогда полагал, места, делая серию за серией. Снукера мотало из стороны в сторону как мешок с грязным бельем, относить который в прачечную было обязанностью Кита. Но он только улыбался и повторял свое идиотское «Хорошо! Уолетели, уальчики!»

Его улыбка — это было самое ужасное. Через какое–то время Киту казалось уже, что снукер просто издевается над ним, что на самом деле ему больно, но он просто издевается, смеется над его жалкими попытками причинить боль.

До какого–то момента ни Кит, ни его собратья по шайке, стоявшие вокруг и молча созерцающие происходящее, не знали точно, будут ли они убивать гуима. Но в тот момент, когда изможденный и запыхавшийся Кит остановился, потряхивая разбитыми в кровь кулаками, снукер вдруг обнял его, прижался к его щеке своим слюнявым ртом и пропел: «Люйю тия! Уальчик! Хороший уальчик! Уолетели, а? Уог ждет нас!»

И тогда стало ясно, что снукера придется убить. Потому что иначе отмщение было невозможно. Он улыбался. Он не чувствовал боли. И он их любил.

Кит словно сошел с ума.

- Улыбаешься? — спросил он. — А что так не широко–то, а? Что так не широко улыбаешься, тварь? Давай шире, а?! Шире!

Он повторял это «Шире!» раз за разом, пока скрюченными пальцами разрывал щеки гуима, зацепив их изнутри, растягивая к ушам. Пальцы скользили по скопившейся во рту снукера слюне и крови, срывались с расползающихся как жвачка щек, но Кит снова и снова погружал их чуть ли не в самое горло и рвал плоть гуима в лохмотья, сжимая зубы так, что они хрустели и вот–вот готовы были рассыпаться.

- Шире, сука, шире! — кричал он в истерике. — Улыбайся шире, тварь!

Кит зябко повел плечами от этих воспоминаний. Потом они узнали, что тот гуим был когда–то одним из лучших преподавателей колледжа Эккерсли. Угасающее сознание настойчиво, каждый день, приводило его к зданию, где он отработал всю свою жизнь, где провел свои лучшие годы, где его любили студенты, бегавшие за ним и жадно ловившие каждое его слово.

Они отомстили. Они глумились над снукером больше часа, изуродовав его до неузнаваемости, превратив в изорванный, изломанный мешок мяса и костей. Они убивали его тупо, жестоко, истерично, напрочь забыв о мести и просто убивая, чтобы убить, чтобы не видеть счастливой улыбки, которая не сползла с его лица даже тогда, когда он стонал от боли…

Кит открыл дверь и вошел в прихожую.

В квартире пахло ужином.

Как это здорово–то, а! Приходить в свою маленькую, убогую, холодную квартирку и чувствовать теплый и живой запах еды, а не затхлую вонь пустого помещения и пыли.

- Джесс! — позвал он. — Я принес. Извини, только фотографий не нашел, они их…

Он не договорил, потому что заглянув в комнату, не увидел никого.

А! Ну да, она же возится с обедом…

Метнулся в кухню, еще не зная, но уже понимая, что не увидит Джессики и там.

Прежде всего, он тщательно осмотрел квартиру.

Ничего в ней не изменилось, ни один стул не был повален, ни один шкаф не оставлен открытым, никаких следов борьбы и вообще никаких следов. Такое ощущение, что Джессика либо ушла сама, не смотря на его строжайший запрет, да и свой страх, либо ее увел кто–то хорошо ей знакомый, с кем она пошла без раздумий. И где ее теперь искать, Кит даже представить себе не мог. Единственный вариант, который пришел ему в голову — это то, что она ушла домой. Но понятно, что этого не было, потому что быть этого не могло.

Да, она ушла не домой. И кажется, она ушла не по своей воле, потому что мобильник — вот он, лежит на подоконнике, в кухне. Она не могла уйти без него. Не должна была.

Метро мчится все быстрее и быстрее… Одна за другой мелькают незнакомые пустынные станции…

Кто знал, что Джессика у него дома?

Только любовница Хилмана и Эрджили. Но Эрджили ни за что не стал бы предпринимать каких–либо действий, не предупредив Кита. Да и Джессика не согласилась бы отправиться в приют. По крайней мере, сейчас.

А вот эта дамочка… С ней Джессика наверняка пошла бы. Но как та могла оказаться у Кита дома раньше его самого, при этом не зная адреса? Если только на машине…

И что ему теперь делать?

Искать девочку бессмысленно. Он даже не знает, с чего начать поиски, потому что не представляет себе, куда она могла отправиться. В полицию обращаться бессмысленно вдвойне.