Сергей Волков - Анабиоз. Марш мародеров

— А-а, крыжовничек поспел! Вкусный! — радостно кричит Хал, углубившись в заросли. — Грести-скрести, блин! Тут забор упал. Зря через калитку лезли.

— Хватит жрать! Мешки доставайте! — обрывает его Ник. — Яблоки брать целые, не червивые. И давайте быстрее, скоро вечер, а нам еще тащить всё это через весь город.

Мешки у них — что надо. Крепкие, вместительные мешки из черного полиэтилена. Обычно в такие складывают мусор. А еще пакуют мертвецов в американских фильмах. Только там у мешков есть молнии. Вжик! — и очередной покойник отправляется в морг. В кино все это кажется легко и просто, не по-настоящему.

Ник вспоминает, как хоронят людей теперь — просто в земляных ямах, потому что любая прочная ткань, любой целый ящик или мешок сделались большой ценностью.

— Яблони не трясите, лезьте наверх и срывайте, а то яблоки побьются, — авторитетно объясняет Хал и первым начинает карабкаться на раскидистое дерево, ветки которого усыпаны небольшими красноватыми яблоками.

Сорвав одно, Хал усаживается на толстый сук, с хрустом откусывает, морщится.

— Сочное, блин. Сорт называется «конфетные». Но еще кисляк.

— И что, брать нельзя? — спрашивает Ник, задрав голову.

— Почему нельзя? Можно. Дай-ка мешок.

Эн подходит к дереву, протягивает Халу скомканный полиэтилен, и тут в кустах малины, там, где был упавший забор, слышится треск. И возня.

Все замирают.

— Да собака, наверное, — беспечно машет рукой Хал и едва не падает с яблони. — Мешок-то давай, блин!

— Плохо, если собака, — бормочет Ник, судорожно вспоминая, в каком углу сада он оставил ржавый железный дрын — единственное оружие их небольшого отряда.

Одичавшие собаки с первых же дней стали самой большой угрозой для пробудившихся людей. Стаи косматых тварей, потерявших всякий страх перед человеком, постоянно нападали на тех, кто в одиночку рисковал пройтись по мертвому городу. Псы, все как на подбор песчано-бурой масти, повадками здорово напоминали волков — они загоняли свою добычу, окружали и набрасывались всей сворой. После того, как несколько людей из общины погибло, Бабай строго-настрого запретил выходить в город по одному.

Треск в кустах усиливается, тонкие ветки малины качаются, слышится тяжелое сопение, и к подножью яблони буквально выкатывается большой, коричневый меховой шар, а следом за ним — второй.

— Медвежата! — расплывается в радостной улыбке Хал.

Ник каменеет. Горло перехватывает, крик ужаса умирает на задрожавших губах, по спине мгновенно продирает холодом. Эн пятится и прижимается спиной к коричневому стволу яблони.

Сибиряки хорошо знают: самое страшное — встретить в тайге медвежонка. Это верная смерть, потому что по пятам за симпатичным пушистым зверенышем всегда следует его мать. Медведица не разбирает, есть ли реальная опасность для ее потомства, слепо убивая всякое живое существо, оказавшееся поблизости.

Медведь-самец, особенно если он сыт, встреч с людьми избегает. Он ленив и, учуяв человека, всегда предпочтет уйти. Его можно напугать громким криком, грохотом выстрела, звоном котелка, иными резкими звуками.

Медведица — совсем другое дело. Почти не уступая самцу в размерах, она агрессивно лезет вперед, не задумываясь бросается на все, что движется вблизи от медвежат. Бросается и убивает. Удар медвежьей лапы не оставляет шансов на дальнейшее сопротивление. Можно попытаться увернуться, но убежать от разъяренной хищницы все равно не получится. Она догонит даже чемпиона мира по бегу.

Есть такое старинное русское выражение: «медведь заломал». Именно так и поступает медведица со своей жертвой: догоняет, наваливается всей тушей и начинает корежить обреченного, сдирая кожу, дробя кости, вминая ребра.

Страшные рассказы бывалых таежников о несчастных, встретившихся с медведицей и ее медвежатами, в Сибири слышали все, от мала до велика. Даже опытный охотник, хорошо вооруженный и знающий все повадки зверя, в большинстве случаев проигрывает медведице: убить это животное с первого выстрела практически нереально, а на второй хозяйка тайги времени, как правило, не дает.

Слоистые облака, закрывшие было солнце, расходятся, и косые лучи клонящегося к закату светила пронизывают заросший сад золотистыми стрелами. Шерсть медвежат в их свете переливается, играет, вспыхивают глазки-бусинки. Не обращая на людей внимания, звереныши принимаются с урчанием объедать малину вместе с листьями.

— Б-бежим… — жутким шепотом кричит Эн, стиснув кулачки на груди. Кажется, кричать шепотом невозможно, но у нее получается.

— А чё? — не понимает Хал, свесившись с ветки. — Это ж мясо, блин!

Ник, наконец, обретает способность двигаться — прошло уже несколько секунд, а медведица так и не появилась. Может быть, им удастся…

Может быть.

Но действовать надо очень быстро!

Схватив улыбающегося Хала за руку, Ник бесцеремонно сдергивает его с яблони и тащит за собой к дому, не обращая внимания на возмущенные вопли. По дороге свободной рукой сгребает побледневшую Эн. Наверное, им бы удалось убежать, но нога Ника попадает в кротовину, он спотыкается, и все трое летят в бурьян.

Низкий утробный рык прокатывается по саду. Медведица выскакивает из зарослей, громко сопя. Под лохматой шкурой перекатываются могучие мышцы, длинные когти взрывают землю. Идеальная живая машина для убийства весом в полтонны на мгновение застывает всего в полутора десятков шагов от лежащих людей, оскаливает клыки…

Ник чувствует тяжелый запах, исходящий от зверя.

Рыкнув на медвежат — те немедленно бросают малину и укатываются в кусты — медведица медленно двигается вперед, низко наклонив лобастую голову с крохотными злыми глазками.

Вот и всё. Конец. Смерть. Будет больно, но это недолго, надо только потерпеть, а потом — всё. Темнота. Тишина. Так уже было. Получается, один раз я уже умер? Умер, опять родился, и сейчас снова умру. Наташку жалко. Хала этого. И себя.

И всех.

Жизнь кончилась. А она была вообще? Ну, была, конечно. Родился, потом садик, школа. С отцом по воскресеньям в цирк ходили. Мама на Новый год торт «Муравейник» пекла. Каникулы. Июнь. Окрошка, запах свежепорезанной зелени и кваса. Мороженное. Кола. Чипсы.

Господи, одна жратва на ум лезет! Что еще-то было? Пятый класс, секция во Дворце спорта. Первый раз взял в руки лук. Тренер, Кабан Кабаныч, сказал — хорошо. Стрелять нравилось. На соревнования ездили. Ночью в гостинице девчонок пастой ходили мазать. Кабаныч всех запалил, заставил отжиматься.

Девятый класс, школьный вечер. Я Настю на танец пригласил. У нее талия упругая такая была, как будто из резины. А потом Генка Штырь с пацанами наваляли мне за школой — она ему тоже нравилась.