Лиз Дженсен - Дитя Ковчега

– Эй, ребята! Давайте потише, пожалуйста!

Они его проигнорировали и продолжали вопить и пинать по полу банки из-под колы, корча дурацкие рожи. Парень был их учителем.

Приматы располагались наверху, в экспозиции, целиком посвященной эволюции человека.

На Мадагаскар-стрит, 14, в Бельгравии, Фиалка Скрэби одевается к ужину, размышляя о ловле китов гарпуном. Она недавно видела подобную сцену на итальянской gravura: художнику Рафаэлю Ортоне удалось пугающе изобразить широко распахнутые в агонии глаза и унижение морского создания, из которого вырывали полосу еще живой плоти. В воображении Фиалки расцветали душераздирающие детали, которые синьор Ортона деликатно опустил в gravura, но которые проступали так ярко: море вспенивается алым от крови, а под водой в глубину оседают кусочки плоти и кожи.

Природе, как и Фиалке Скрэби, невыносимо зрелище растрачиваемых белков – останки накормят целые армии морских существ. Фиалка видит, как свою мзду взимает огромная голотурия, живые экскременты океана. Как коварные ножницы клешней омара выхватывают ломоть плоти у проплывающего люциана. Как стая акул-головорезов нападает на тушу, пока кита буксируют, отрывает от нее целые куски и вгрызается до костей. Фиалка знает – она читала об этом в одном из зоологических трактатов отца, – что, в зависимости от скорости процесса и температуры окружающей воды, из плоти животного выделяется огромный объем пара. Да, пара. Это – эффект бешеного сердцебиения млекопитающего в состоянии шока, испуга и боли.

Только представьте!

А еще представьте, как потом закипает кровь. Плоть сама по себе нагревается, варятся кости. И все некогда живое сооружение превращается в гротескную плавающую тушенку. Шатающиеся леса горячих костей тянут по неспокойным волнам в Ханчберг и разбирают, словно корабль на верфях, а затем купцы отправляют очищенные фрагменты – ребра, челюсти, кости хвоста и черепа, – крошечными, по сравнению с размером кита, партиями галантерейщикам, торговцам бельем и кутюрье страны.

Говорят, на корсажи, шляпки и модные аксессуары Королевы Виктории уходит столько китовой кости, что целых двух скелетов не хватило, чтобы прокормить ее ненасытный гардероб.

Фиалка одышливо наклоняется за корсетом, с некоторым возмущением размышляя о поставках белья ее Величеству. Она живет не на жалкие ежегодные суммы от отца на платья!

(Может, китовой кости объявить бойкот? – вдруг приходит ей в голову. Да, непременно!)

Контраст поразительный: Виктория – жена, Королева, владычица Империи, хозяйка двух скелетов китовой кости и мать целого выводка принцев и принцесс голубых кровей. Фиалка Скрэби – несчастный «синий чулок». Фиалка Скрэби – дочь знаменитого доктора Скрэби, изготавливающего чучела по Приказу Ее Величества. Фиалка Скрэби – пленница в собственном доме.

Эх. Как та звезда. А когда звезд много? Что тогда, мистер Вордсворт? Страшна, как чертова луна.

С положительной стороны, миссия Фиалки, «Бесплотная кухня», продвигается семимильными шагами. Только за это утро она с гордостью приготовила сытный суп из каштанов, приправленный и корицей, и петрушкой. Вдобавок, она закончила последнюю партию томатного соуса с орехами, придумала пудинг из спаржи и лимона, испекла дюжину булочек в формочках, зажарила к завтрашнему обеду две гигантские земляные груши и улучшила рецепт печеного испанского сладкого лука, так что теперь вариант миссис Битон кажется наивным и смешным и совсем несъедобным. Все семнадцать стоунов и пять фунтов [130]плоти мисс Фиалки, облаченные в просторные панталоны, стоят в спальне и разглядывают сложное сооружение, разложенное у ног. У нас с Королевской Бегемотицей мало общего, думает Фиалка: только женский пол, доктор Айвенго Скрэби и китовая кость. Точнее, чудо портняжной инженерии – корсет.

Словно глубоководное заводное создание с внешним скелетом. Фиалка приступает к трудному заданию – облачить свое колоссальное тело в раковину из проволоки и подбитого войлоком китового уса. Сперва она водружает тяжелые черные ножны на гигантские бедра, потом эти ножны сгибает – так, чтобы они симметрично легли на кости таза. Затем нужно соединить проволочные крючки, чтобы они сцепились, будто сжатые руки. Для этого сначала Фиалка делает вдох, поднимая грудную клетку – так, чтобы талия стала как можно длиннее. Торжество причины и следствия, которые вскоре обуздает структура. Груди мисс Скрэби – каждая размером с младенца – ходят и вздрагивают, порождая волны вибрации на широкой аллее ее живота, и – вуп! – Фиалка резко сводит на талии две половинки футляра-кокона.

Но каковы альтернативы? Бамбук? – недоумевает она, раздраженная этими усилиями. Или проволока?

– Голодание, – шепчет призрачный материнский голос. – Ответ прост, Фиалка, – потреблять меньше пищи.

– Уйдите прочь, мама, – бормочет мисс Скрэби, дергая панцирь в нужное положение и затягивая шнурки.

Тремя этажами ниже маленький человечек со странной походкой и в необычных туфлях, вглядывается в номера на дверях. У него тоже мало общего с Королевой Викторией – разве что миниатюрное телосложение. Как и у главы нашей великой Британской Империи, роста в нем – пять футов два дюйма, но на этом какое-либо сходство с царствующим монархом резко заканчивается – ты согласен, мой благородный читатель? Все-таки у Королевы Виктории нет искалеченного копчика; вдобавок, она не носит ортопедических туфель и неподобающего воротничка священника и не предоставляет приют червю с характером или блохам; тем более, не обладает органами, в приличном обществе известными как мужской предмет и сопутствующее ему снаряжение (если позволите, членом и яйцами); к тому же, не испытывает крайней необходимости устанавливать свои истинные корни – поскольку семейное древо Королевы Виктории насчитывает столетия и украшено геральдическими кругами щитов гугенотов и памятными знаками Плантагенетов, мишурой Баттенбергов и розами Тюдоров. А у Тобиаса Фелпса (ибо это именно он) нет ничего, кроме уродливых ступней и кусочка замаринованной человеческой плоти, вновь законсервированной для него в Ханчберге студентом-медиком по имени Киннон.

Он щурится, читая номерки на медных дверных табличках.

Номер два.

Взгляд его глубоко посаженных глаз дик и затравлен.

Номер четыре.

У него тонкие губы и грустное морщинистое лицо.

Номер шесть.

Он что-то лихорадочно бормочет себе под нос. Если у вас острый слух – можно различить слова скороговорки о каком-то графе по имени Пото, который играл в лото, при этом его супруга была осведомлена о его привычке, однако сам он не догадывался, что жена о ней знает.