Лиз Дженсен - Дитя Ковчега

Изумительно!

Мы с трудом верили своим глазам. А затем – Нет! Не может быть!

– Господи! – воскликнула моя соседка с веером. – Это невероятно!

– Смотрите! – закричал военный; медали его стучали друг о друга, когда он дергался от возбуждения. – Она снова режет!

Ее Величество Бегемотица, войдя в раж настолько, что даже отвергла очередное предложение помощи от доктора Скрэби, занесла ятаган в третий раз. И быстрым и мастерским ударом, потрясающим в исполнении такой маленькой и пухлой женщины, проткнула свинью – кожа последней аккуратно разошлась по зашитому шву, явив нам полость, из которой…

Боже! Из сердца Эволюционной Бомбы вышла живая женщина!

Упал веер. Заахали и зааплодировали господа. Восхищенно заверещали дамы.

И застонал я – а затем стон сменился жутким приступом тошноты.

Потому что это не просто женщина.

Это женщина в пачке и крошечных пуантах.

Женщина – серебристая чайка, Неподражаемая Акробатка Бродячего Цирка Ужаса и Восторга…

Моя мать.

Дин-дон! – звонит дверной звонок Ядров.

Будущее зовет.

– Черти что! – вполголоса восклицает Эбби. Она весь день сегодня на ногах и только что закончила кулинарную репетицию – на целых десять минут позднее, чем по графику. – Подождите секундочку! – кричит она, вытирая с рук муку и бросая взгляд на Apfelkuchen. Они тихо подрумяниваются в духовке. Кофе только что вскипел. Эбби собиралась передохнуть.

– Простите за беспокойство, – говорит молодой незнакомец в кожаной куртке. В одном ухе у него золотое колечко, в руках папка с зажимом. И сконфуженно болтает связкой ключей от машины. – Машина сломалась, а мобильный…

– Не работает, – неуверенно продолжает Эбби, чувствуя, как кружится голова от нахлынувшего чувства déjà vu.

– Да, – кивает мужчина, расплываясь в очаровательной улыбке. – Как вы догадались? Послушайте, мне очень неудобно просить об этом, но…

– Конечно, можете позвонить в Ассоциацию Автомобилистов, – кивает Эбби. – А пока будете ждать, разрешите предложить вам парочку моих Apfelkuchen и чашку свежесваренного кофе?

Похоже, Эбби Ядр наделена некой формой второго зрения – разве ее мечта не становится явью?

– Быть может, представитесь? – запинаясь, продолжает она, наливая в фарфоровую чашку «Колумбийского Особого».

– Конечно, – соглашается незнакомец, выхватывая визитку. – Простите, что не… Нуда ладно… Рад познакомиться.

Эбби дрожащей рукой берет визитку и читает:

Наконец!

Apfelkuchen тают на глазах.

– Разрешите предложить вам пятый? – спрашивает Эбби через пять минут после того, как она завершила экскурсию по кухне и Оскар уселся в кресло в гостиной с видом человека, который уже ни капли не беспокоится о сломанной машине или мобильнике.

– Эбби, – начинает он. У него мягкий, культурный голос – но сейчас в нем звучит возбуждение. Причем, искреннее. – Можно я буду называть вас Эбби? – Она сглатывает и отчаянно кивает. – Я не мог не заметить… да, ваши поразительные выдержку и манеры. Меня сразу поразило – как только я взглянул на вас, – что в вас есть некое je-ne-sais-quoi, и… да. – Он понижает голос. – Это редко, необычайно редко – вы не думайте, что такое случается каждый день. На самом деле, я за всю мою телекарьеру никогда…

– Да?

– Ну, говорите же, – подстегивает его Опиумная Императрица с кресла Нормана. Она штопает свой похожий на паутину старый чулок.

– Так вот, Эбби, – продолжает Оскар Джек, не заметив, что его перебили. – Некоторые люди, как мы их называем, – «самородки для телевидения», и…

Оно всегда случается, верно? Что-то. Раскат грома. Щелчок микроволновки. Резкий позыв природы.

Или телефонный звонок.

– Простите, я на минуту, – извиняется Эбби. Сердце бьется, как не билось с тех пор, когда она впервые встретила Нормана двадцать лет назад в парке. Она сидела возле песочницы, нянчась с малышкой подруги, а он врезался ей в задницу племянниковой гоночной машинкой с дистанционным управлением. – Возможно, это из вашей Ассоциации.

Эбби поднимает трубку и тут же становится белой, как самоподнимающаяся мука.

– Мам, это мы. Ты должна приехать. Срочно.

– Что случилось? – трясущимся голосом шепчет Эбби.

– У нас только что начались схватки, мам! – кричит близняшка. – А Сам куда-то съебал!

– Розобланши, вы уверены? – нервно переспрашивает миссис Ядр, прикрыв рукой трубку, чтобы Оскар Джек не услышал. – Сейчас столько случаев ложной тревоги… – шепчет она.

– Хватит, мама! – хором вопят они. – Ты должна нам поверить!

Разве мать может не ответить на крик помощи своего ребенка?

Что за несправедливость! Какая дилемма. Рецепт несчастья, думает Эбби, погружаясь в навеянные шоком грезы, в то время как Оскар Джек уплетает очередной Apfelkuchen. Бульон жестокого мира:

Возьмите несколько унций отвратительнейшей неудачи и перемешайте с мерой несвоевременности. Добавьте щепотку злобы и хорошо перемешайте с основным ингредиентом блюда – несправедливостью. Добавьте чуть-чуть горечи и нетерпимости. Щедро полейте подлостью, неприязнью и пессимизмом и остужайте до беспокойного холодка. Подавать порциями с щепоткой желчи и гарниром из дерьма. Внимание: вызывает привыкание.

От лица Эбби отливает столько крови, что Оскар думает: когда придет время, ей потребуется много румян.

– Какая хуйня, – наконец бормочет она.

– Лексика! – пронзительно ликует Императрица.

– Могу ли я чем-нибудь… – начинает Оскар Джек.

– Мам! – орут по телефону Розобланши.

– Да? – слабо переспрашивает Эбби, глядя на выбритое невинное лицо Оскара Джека. Он уже забил ее имя и адрес в свой личный органайзер. Если бы только… – Я не могу! Приехал мой Телепродюсер! Позвоните в «скорую»! – слабо шипит она в трубку.

– Мы звонили! – вопят Розобланши. – Они нам не верят! Они думают, мы придуриваемся! Говорят, у них таких звонков по три каждую ночь! Мы уже сейчас тужиться будем! Мама, помоги!

Эбби стонет.

– Уже еду, – вздыхает она и бросает трубку.

Акробатка делает пару реверансов публике, проносится балетным шагом по голове слона и под восторженные аплодисменты начинает завязываться в узел.

В это же время на полу целый полк sous-chefs деловито штурмует Бомбу, вооружившись ножами, отрезает куски мяса слона, зебры и свиньи и раскладывает по тарелкам, которые держат sous-sous-chefs, [140] a те, в свою очередь, передают их sous-sous-sous-chefs – положить гарнир. Вокруг снуют помощники, стоящие еще ниже в кухонной иерархии, предлагая угощенье гостям, кои восхищенно обсуждают необычный вкус и качество мяса.

Эволюционная Бомба, думает Кабийо, несомненно стала коронным триумфом всей его блестящей карьеры, вершиной его личной эволюции. Даже у Фиалки, ныне воинствующей вегетарианки, хватило politesse 2 его поздравить – несмотря на неприятие мисс Скрэби любых форм насилия.