Геннадий Семенихин - Лунный вариант

— В платье положим? Не хочется ее тревожить.

— В платье, — согласился Алексей, обрадовавшийся, что она с ним советуется. Девочка настолько устала, что даже не шевельнулась, когда ее укладывали в кровать. Горелов, пятясь, вышел в коридор. Сам того не замечая, он спиной закрыл выключатель, а Лидия, покидая детскую, загасила ночник, и они остались в кромешных потемках.

— Я сейчас зажгу, — поспешно сказала она, стоя совсем близко от него. Алексей услышал горячие толчки своего сердца, и ему опять стало знобко. «Что говорят в таких случаях? — пришла глупая мысль, но он тотчас ее отбросил. — А я ничего не скажу. У меня нет подходящих слов для такой, как она. Просто я ее очень люблю».

В поисках выключателя Лидина рука шарила по стене, где-то правее или левее его головы, и вдруг, споткнувшись, упала на его плечо, горячая и покорная. И Алексею почудилось, будто узкий коридор осветился непонятным ярким светом. Это, наверное, почудилось, потому что на какое-то мгновение даже в потемках он ясно представил себе ее всю: и тонкое светло-голубое платье, и обнаженную шею, и глаза под удивленно поднятыми бровями, и высокую гордую корону светлых волос. А ее рука… она лежала на его плече, и Лидия, растерявшаяся от неожиданности, не могла ее почему-то снять. Непонятная сила как цепями удерживала эту руку. Он ощутил горячее дыхание Лидии и, уже ни о чем не думая, властно прижал ее к себе. Она не отбивалась, не делала попытки остановить.

— Я же за выключателем, — протянула она как-то жалобно и беззащитно и другой, свободной рукой все-таки зажгла свет. Он увидел большие-большие, странно застывшие синие глаза, сведенные болью и радостью, и свое отражение в них.

— Ой, Алеша, — почти простонала она, — как же мне сейчас страшно!

— Отчего, родная? — спросил он шепотом и опять выключил свет.

— Оттого, что я тебя так люблю… и ты любишь, — прибавила она уверенно и потянулась навстречу, прижалась пылающим лицом к его лицу, захлестнула его лоб и щеки душистыми прядями волос. Губы у нее были холодные, и она их долго не отрывала. Он почувствовал солоноватые капли на ее щеках. — Плачешь? Зачем?

— Не спрашивай. Дай помолчать!..

— Молчать? Оттого что мы так счастливы? Что ты, Лида!

— А ты остерегись, Алеша, остерегись пышных слов. Они часто бывают фальшивыми.

— Девочка моя, да ты что! Неужели не веришь?

Уже привыкли глаза его к темноте коридора и ясно видели прямоугольник двери, ведущей в большую комнату. Полоски голубого звездного света ложились на порог. Он схватил Лидию на руки, сдавленно засмеялся:

— Я тебя, как Наташку… Ты сейчас легкая-легкая. Хочешь я всю жизнь буду тебя так носить? Хочешь? Только скажи. Если тебе по душе вот такое состояние невесомости…

— Пусти! — потребовала она неожиданно.

— Ты меня гонишь? — спросил он огорченно, но Лидия не дала договорить, бросилась ему на шею.

— Я не в праве этого делать, слышишь! И ты не должен… Ты еще молод… совсем юный. И у тебя должна быть прекрасная девчонка. Настоящая, такая, что приходит один раз в жизни. Зачем тебе побитая жизнью вдовушка, да еще с ребенком?..

Он опять схватил ее на руки, громко перебил:

— Ты совершенно права! Мне действительно очень была нужна девчонка. Именно из тех, что встречаются только раз в жизни. И эту девчонку я сегодня нашел.

Горелов появился в гостинице в десять утра, сделав вид, что только вернулся из города. В холле были почти все космонавты, готовившиеся к отъезду на аэродром. Субботин зелеными прищуренными глазами критически осмотрел Алексея.

— С благополучным возвращением, турист. Как там поживает город? В историческом музее экспонаты руками не трогал? А коньячишко армянский в ресторанах там подают? С девчонками не познакомился? Привез бы какую-нибудь среднеазиаточку. Вот бы Павел Иваныч Нелидов возрадовался. Мы бы тут и свадебку организовали. Сначала по русскому варианту, затем по-здешнему.

Подошел Ножиков и, улыбаясь, проинформировал:

— А мы вчера по три прыжка на нос сделали. В темпе. Сегодня по два предстоит выполнить. Ты как?

Полковник Нелидов, разговаривавший в эту минуту с Дремовым и Мариной Бережковой, успел прислушаться и остановил парторга:

— Что-что? Прыгать? Нет, он уже свою программу отпрыгал. Мы его даже на аэродром не возьмем.

В отряде космонавтов не полагалось много расспрашивать друг друга о полученных заданиях. Поэтому вмешательство Нелидова сразу оградило Алексея от любопытства друзей. Карпов и Локтев поглядели на него подозрительно, и оба вздохнули: что ж, мол, наш «лунник» получил новое задание.

Подошел серый пропыленный автобус, и космонавты веселой гурьбой двинулись к нему. Горелов поднес парашютный ранец Марины Бережковой, и она с грустинкой посмотрела на него дымчатыми глазами. Видно, и до сих пор вспоминала Марина свою первую привязанность и их неудачное объяснение в любви, неуклюжее и прямое. Правильно он тогда ей ответил. Нет, не смог бы он ее полюбить, пусть и не было в ту пору чувства, хотя бы отдаленно напоминающего его нынешнее отношение к Лиде. Продолжая думать о случившемся, Алексей поднялся к себе в номер. Все теперь воспринималось по-новому. Хотелось и радоваться, и улыбаться.

«Вот я и споткнулся, — думал он весело. — Шел, шел по жизни ровненько и спокойно, усмехался, узнавая о чужих страстях и размолвках, а теперь жду не дождусь вечера, да что там вечера, уже сейчас хочется ее увидеть. Что она сейчас делает, моя Лидия Степановна! Кормит Наташку? Убирает комнату? Читает?

На столе среди разбросанных красок, карандашей л кисточек лежало письмо.

«Дорогой Алексей Павлович! — писал ему конструктор Станислав Леонидович. — Как идут ваши дела? Весьма обеспокоен вашей научной работой. Есть ли сдвиги? Опасаюсь, что аэродромная суета настолько втянула вас в свой водоворот, что рукопись лежит нетронутой. Тогда скорблю о случившемся.

У нас установилась ясная погода. Полагаю, что вот-вот прогремит «пора» и не позднее чем через недельку-две мы встретимся». Горелов оторвал заблестевшие глаза от письма. Так вот почему его отстранили от парашютных прыжков, дали время на отдых! Добрейший Станислав Леонидович, пользуясь заранее оговоренным кодом, прислал долгожданное известие. «Установилась ясная погода», — означало, что корабль, готовящийся к полету вокруг Луны, прошел последние испытания и принят государственной комиссией! А слово «пора» подразумевало сроки последних испытаний космонавта в корабле.

— Наконец-то! — взволнованно прошептал Горелов.

Стоя у стола с письмом в руке, он сосредоточенно смотрел в распахнутое окно на пойму Иртыша и далеко за ней уходящую к горизонту степь, будто там, за зыбкой линией горизонта, мог прочитать ответ на какие-то свои мысли.