Геннадий Семенихин - Лунный вариант

— Не рано ли решил заночевать, дядя? — покровительственно спросил Рогов.

Казах открыл узкие глаза с большими подвижными белками, усмешливо ответил:

— Если я дядя, тогда кто же ты? Наверное, дедушка? А? Внучке подарки в заграничном чемодане везешь? Признавайся.

В косом шоферском зеркале Леня увидел свое полное с налетом пыли на щеках и мешочками под глазами лицо, и ему стало грустно от этого веселого вопроса. «Черт возьми, — подумал журналист, — а если я сниму беретку и обнажу лысину, совсем за аксакала для него сойду». Он с завистью покосился на сильные, по локоть обнаженные руки шофера и его лишенное растительности, совсем еще юное лицо.

Отгоняя дремоту, казах добродушно зевнул.

— Тут и поневоле заснешь, — объяснил он охотно, — целые сутки дежурю. Сменщик заболел. В городе такси мало, пассажиров много. Куда хотел ехать? В гостиницу? На железнодорожный вокзал? Садись, домчу.

— Мне чуть подальше надо, — улыбнулся Рогов. — В Степновск.

— В Степновск? Ай, куда захотел! — приподнял голову шофер и, как показалось Лене, с некоторым подозрением покосился на его тяжелый чемодан с заграничными наклейками. — А ты кто будешь?

— Журналист. Леонид Рогов. Может, слыхал? — спросил Леня не без надежды, что получит утвердительный ответ. Рогов давно уже привык к тому, что случайно повстречавшиеся на жизненных тронах люди — в поездах, на аэровокзалах, в театрах, приемных начальников — знали его по очеркам и статьям. Этот не знал. Равнодушно покачав коротко остриженной головой, он скосил на Леню хитрые узкие глаза:

— Нет. Не знаю. Журналистов много, а я, Юра Тоголбеков, один,

— Ну, так повезешь меня в Степновск?

Шофер пренебрежительно пожал плечами:

— Не-е… не повезу.

— Отчего же?

— А зачем я тебя повезу, рассуди сам. До Степновска сто тридцать километров, а я по закону могу ехать от города всего на сто. А как же остальные тридцать?

— Так я же тебе заплачу, — убеждал Леня, — даже дороже заплачу.

— Дороже заплатишь, а потом фельетон писать будешь, — язвительно заметил казах. — Знаем мы вашего брата журналиста. Ты напишешь, а я, Юра Тоголбеков, должен страдать.

— Да перестань, парень, причитать, — вздохнул Леня. — Плохо ты о журналистах думаешь. Они самый щедрый и отзывчивый народ. Ты всю дорогу можешь с выключенным счетчиком вообще ехать, а я тебе все до копеечки заплачу и даже на четвертинку прибавлю. Думаешь, в Москве мне так не приходится? Сам пойми, время меня сейчас режет.

— Ну, садись, — флегматично согласился водитель, — садись, журналист. Только я сегодня ничего не ел.

— Это исправимо, — усмехнулся Леня и тотчас подумал: «Ну и рвач же этот парень! Не успел ногу в машину занести, уже об угощении речь завел. Черт с ним. Придется раскошелиться». — Этим ты не напугал меня, дружище, — продолжал Леня вслух. — Подрули к самому лучшему здешнему ресторану, и мы оба поужинаем.

— Ты тоже не ужинал! — обрадованно воскликнул шофер. — Какой молодец будешь, что не ужинал! Вместе с Юрой Тоголбековым сегодня поужинаешь. Только никакой ресторан ехать не будем. Дома у меня поужинаем. Понимаешь?

До Рогова не сразу дошло.

— Милый! — воскликнул он растроганно. — Так это ты зовешь меня к себе в гости перед дальней дорогой?

— Конечно. Ты меня правильно понимал! — обрадованно подтвердил таксист. — Я — казах. Зачем же ты будешь вести меня в ресторан и платить за меня деньги, если я тут хозяин, а ты гость? В одну минуту домой доставлю. Счетчик выключим — и за манты. Манты когда-нибудь ел?

— Нет, — соврал Леня, желая польстить своему новому знакомому.

— О! — вырвалось у казаха. — Совсем тогда хорошо. А моя жена Нина, она, знаешь, какие крутые манты лепит? Она у меня русская, — прибавил он с гордостью, — и тоже москвичка.

— Где же ты ее повстречал?

— О! — прищурился шофер. — Юра Тоголбеков очень хитрый человек. Раньше сюда много девушек на целинные земли приезжало. Только девушек много, а Нина среди них одна. Два года за ней ухаживал, пока невестой быть согласилась.

Рогову стало неловко, что он так нехорошо подумал об этом молодом парне и поспешил отнести его к той категории таксистов-выжиг, которые, увы, не перевелись еще и по сей день.

— У тебя дети есть. Юра? — спросил он.

— Есть, есть, — обрадованно заулыбался казах. — Маленький мальчик есть, сын Вовка. Ему скоро пять лет будет.

— Тогда завернем к «Гастроному», подарок ему куплю.

— Зачем «Гастроном»? Не надо никакой «Гастроном».

— Нет, завернем, — упрямо повторил Леня, — если я гость, подарок — мое дело. Тебя это вовсе не касается.

— Давай как знаешь, — вздохнул казах, и машина свернула на главный проспект.

Минут через двадцать с коробкой конфет в руках Рогов вошел в одноэтажный, не очень новый окраинный домик. Их встретила худенькая женщина с русой косой в простеньком, но чистом и аккуратно выглаженном ситцевом платье. К ее коленям жался удивленный мальчонка, оказавшийся Вовкой.

— Ты, Нина, не пугайся, что мы вдвоем, — отвечая на ее вопросительный взгляд, пояснил Юра. — Товарищ из Москвы, журналист. Ему быстро-быстро надо в Степновск. Мы поужинаем и поедем. Ты знакомься.

— Нина, — певучим голосом сказала она и протянула холодную ладонь.

— Оказывается, мы земляки, — произнес Рогов, осматривая небогато обставленную комнату. Двуспальная деревянная кровать, диванчик, служивший ночью постелью для сына, столик, четыре венских стула, проживших длинную жизнь и сменивших на своем веку, очевидно, немало хозяев, кошма, разостланная на полу. На стене же, чистой, недавно побеленной, — портрет космонавта Николаева и несколько фотографий.

— Земляки, — подтвердила Нина, — только в недалеком прошлом. А теперь я здешняя. Давно уже не была в столице.

— Где вы там жили?

— Измайлово знаете? Так вот там, на Девятой Парковой.

— И наверное, в Москву тянет?

— Да как вам сказать? Разве в этом счастье?

— Она у меня нашу степь полюбила, — с гордостью объявил Юра. — Ваша Москва — большой, шумный. Там и не заметишь, как состаришься. Если бы я там таксистом работал, каждый бы день штрафы платил: но так повернул, не в тот ряд пристроился. А у нас степь большой, гуляй куда хочешь на машине. Руки мыть будешь?

— Буду, — согласился Рогов, — только сначала конфетами твоего сына угощу. Забирай всю коробку, Вова!

— Ой, да зачем вы его так балуете?! — всплеснула руками Нина. Было что-то доброе и отзывчивое в ее голосе, в ее робком взгляде.

Рогов не заметил, как на столе появилось блюдо с горячими мантами, огромная душистая лепешка, красный перец и кувшин с холодным кумысом, принесенный из погреба. Юра сел за стол в одной белой сетке, подчеркивавшей смуглоту его лица, шеи и рук. Нина принесла бутылку портвейна, и он удовлетворенно крякнул: