Геннадий Семенихин - Лунный вариант

— Значит, все-таки были страхи на тренировках? — быстро спросил конструктор, совсем как следователь, поймавший на чем-то подозреваемого. У Алексея ни один мускул ие дрогнул на лице.

— Конечно были. Самой разной величины. Но такого сильного страха, как пять минут назад, не испытывал. Шутка ли, потерять место в корабле.

— Вот и правильно, — кивнул головой Тимофей Тимофеевич. — Никогда не верю в человека, хвастающегося, что совсем не испытывал страха. Это или деревяшка, или неисправимый позер, потому что страх — такое же естественное чувство, как и все другие. Победить его человек может, освободиться — никогда. Это противоестественно. Между прочим, дорогой Алеша, вы знаете, сколько раз придется вам побеждать страх в том полете, для которого вы отобраны?

Горелов заерзал в кресле, натянуто улыбнулся.

— По-моему, от первой и до последней минуты.

Конструктор включил маленький вентилятор, хотя в этом не было никакой необходимости — в огромном его кабинете и без того было прохладно.

— Разумный ответ, Алеша. Простой и разумный. Действительно от первой и до последней минуты вы будете бороться с нервным возбуждением, напряжением, а иногда и со страхом. Выходя на орбиту, «Заря» будет пробивать всего лишь плотные слои атмосферы, чтобы устремиться в далекий полет, а вы уже лишитесь того, что именуется идеальным спокойствием, Алеша. Вы оповестите мир, что успешно переносите перегрузки и располагаете отличным самочувствием, а сердечко не однажды успеет за это время ёкнуть. Потом барьер невесомости, переход от обычного состояния к иному, еще не изведанному вашим организмом, потом старт с промежуточной околоземной орбиты к селеноцентрической, проход радиационных поясов, сам процесс приближения к Луне, возможная встреча с метеоритами. Перед вашими глазами все время будет маячить счетчик Гейгера, показывающий, сколько рентгенов вы приняли. Иногда показатели этого счетчика будут вселять тревогу. А потом приземление… Вас уже ознакомили с последним вариантом «Зари»?

— Ознакомили, Тимофей Тимофеевич, — кивнул курчавой головой Горелов.

— Стало быть, знаете, что для посадки оборудованы две системы: одна для мягкой, вторая для катапультирования и приземления самостоятельного, раздельного с кораблем. Корабль сам по себе, вы — сами по себе. — Голос конструктора стал звучать глуше: вероятно, усталость подтачивала этого намаявшегося за день пожилого человека. Да и синие мешки, набрякшие под глазами, почернели. Неожиданно ровный голос Тимофея Тимофеевича прервался, и он с минуту молчал. Встревоженный Горелов и подумать не мог, что подкатилась в эти мгновения к конструктору сердечная спазма, жесткой безжалостной рукой схватила за сердце, сдавила предательски и желудочек, и предсердие, будто спрашивая: живота или смерти? «Ладно, живота», — отмахнулся Тимофей Тимофеевич. Никому, кроме личного врача, не говорил он о надвигающейся опасности, а с того взял слово, что будет молчать о его болезни. Таблетки валидола глотал лишь в самых крайних случаях, когда никого не было рядом, и считал это делом абсолютно зряшным.

Спазма прошла. На бледном лице проступили мелкие бисеринки пота, но глаза сразу оттаяли, повеселели. Кто его знает, может, и еще одна схватка со смертью была выиграна. А сколько их впереди! «Ерунда! — успокоил себя конструктор. — Лишь бы выходить победителем после каждой и лишь бы корабли, его разумом одухотворенные, уходили ввысь по своим космическим маршрутам». Снова посмотрел на спокойное лицо капитана, одобрительно подумал: «Внушительно держится парень. Скромно, без рисовки».

— Так о чем это, бишь, я? — продолжал конструктор вслух. — О системах посадки? Да. Мягкая посадка гораздо проще и комфортабельнее. Все мы немного эпикурейцы и привыкли к приятным ощущениям. Признаюсь, Алеша, что, когда дебатировался этот вопрос, у меня появилось много решительных оппонентов. В чем только они меня не обвиняли: и в консерватизме, и в рутинерстве. Ссылались на то, что катапультное устройство увеличивает вес «Зари», что летчику-космонавту, уставшему от длительного полета, придется в этом случае ощущать дополнительные перегрузки. Я терпеливо выслушал все эти весьма резонные доводы и согласился с ними. Но, — Тимофей Тимофеевич весело улыбнулся, и глуховатый смешок слетел с его губ, — оставил все по-своему. Скажете, Алеша, упрямый старик? — Нет, и тысячу раз нет. Было одно обстоятельство, которое в моих глазах оправдывало подобное рутинерство. Знаете, как оно именуется? Жизнеобеспечение космонавта, желание перестраховаться за его жизнь. Вы идете в трудный и опасный полет, Алеша…

— Но ведь манекен, мой безмолвный двойник, уже успел в такой полет сходить и вернуться на Землю, — вставил Горелов.

— Откуда узнали? — покосился на него Тимофей Тимофеевич.

— Инженер Зотов успел шепнуть полчаса назад, когда я к вам собирался.

— Неисправим Михал Гурьевич, — с напускной сердитостью проворчал конструктор. — Всегда поперед батьки в пекло лезет. Хотел вам первым приятную новость сообщить, а он… Да, это полностью соответствует действительности. Манекен сходил. Ему даже курносый нос удосужились мои шутники приспособить, чтобы довести сходство до максимума. Кстати, по рекомендации того же Зотова. Но ведь это же — манекен, лишенный слуха, зрения, дара речи, нервной системы и серого мозгового вещества. А вы всем этим, мой дорогой друг, обладаете, потому что вы — че-ло-век! Манекен, к сожалению, лишен возможности рассказать нам, как ему было на окололунной орбите и что он перечувствовал и пережил на маршруте Земля — Луна. Самые точные приборы не дадут истории того, что даст ей первый космонавт, облетевший Луну. Гордитесь, Алеша.

Конструктор снова поднялся из-за стола. За его креслом черными шторами была закрыта довольно большая часть стены.

— Подойдите поближе и станьте со мною рядом, — торжественно пригласил он. Горелов послушно приблизился. Тимофей Тимофеевич нажал на стене кнопку, шторы раздвинулись, и Алексей увидел большой чертеж. У него перехватило дыхание. Крупными буквами над строгими линиями чертежа было написано: «Схема облета Луны на космическом корабле «Заря».

Мягко лился уютный зеленый свет из-под стеклянного абажура настольной лампы. За окном темная звездная ночь. В огромном кабинете идеальная тишина. Он стоит у схемы предстоящего полета рядом с создателем нового космического корабля, способного доставить человека в малоизвестное окололунное пространство. Первого из землян. И этим первым будет он, простой волжский парень Алеша Горелов, сын солдатской вдовы Алены Дмитриевны. В комнате ему вдруг стало спокойно и уютно. И Тимофей Тимофеевич, глуховато покашливающий в кулак, большой, широкоплечий, заметно уставший, кажется таким обыденно простым, что не верится, будто он причастен к запуску сложного металлического сооружения, именуемого «Зарей». «Спокойно и мирно, — подумал Алексей. — А через несколько недель…» И он представал себя в кабине «Зари», в кресле пилота и хвост пламени, сопровождающий старт космического корабля от пусковой вышки. Никогда еще не представлял он с такой ясностью себе, что это теперь так близко.