Джаспер Ффорде - Полный вперед назад, или Оттенки серого

— Ты мне нравилась, вот и все.

— До тебя я никому не нравилась. Извини за подозрения.

— Джейбсу нравилась.

— Джейбсу нравился мой нос.

— И мне нравится твой нос.

— Но тебе нравится не только мой нос. Это большая разница.

— Вот это да! — До меня только что дошло. — Ты можешь видеть ночью?

Джейн одарила меня улыбкой.

— И весьма неплохо. При полной луне достаточно светло, чтобы играть в теннис. По-моему, я — единственная, о ком они не знают.

— Они?

— Те, кто убил Охристого. Те, кто приходит после заката и уходит до рассвета.

— Бандиты?

— Ночновидцы. Они выше правил и вне их. Последняя линия обороны против атак на доктрину Манселла.

— А ты уверена, что они не знают о тебе?

— Да, ведь я жива. Ты бежишь с ножницами в руках?

— Присоединяюсь, — сказал я, глубоко вздохнув. — Но подожди. Как…

— Скоро, красный, скоро.

Улыбнувшись, Джейн поцеловала меня в щеку. Это выглядело так естественно, что я не был шокирован или удивлен. Но чувство вины не проходило.

— Виолетта страшно настойчива, — сказал я почти невольно.

— Главное, чтобы ты не получил от этого удовольствия.

— Она вела себя очень агрессивно, — задумчиво проговорил я. — Это ведь должно быть иначе.

Джейн пожала плечами.

— Я слышала, что это все довольно забавно.

— В этом случае все делалось ради появления на свет пурпурного потомства, — ответил я, опустив голову. — Отец показал ей овуляционную карточку прошлой ночью. Она теперь носит моего ребенка.

Джейн подняла бровь.

— И все это — с ведома главного префекта?

— При стопроцентной смертности никто не ожидал, что я вернусь. Думаю, план состоял в том, что Виолетта немного поплачет обо мне, а потом выйдет за Дуга, как и замышлялось. Он никогда не узнает, что ребенок не его.

Она грустно покачала головой.

— Вот тебе и пурпурные. А теперь послушай. — Она порылась в рюкзаке, пока я стоял, глупо моргая. — Нам обоим надо принять меры предосторожности. Постарайся не думать ни о чем.

С этими словами она извлекла коробочку вроде той, в которой Трэвис хранил свой лаймовый диск, открыла ее, и цвет — кажется, яркий гордини — затопил все, полностью заняв мое поле зрения. Левая часть тела онемела, а потом ее обожгло миллионом иголок.

— Добрый день! — раздался радушный голос. Я заморгал: прямо передо мной стоял молодой человек в опрятном сером костюме с пестрым логотипом НСЦ, вышитым слева, на нагрудном кармане. — Благодарим за пользование протоколом Гордини НЦ7–3. Просим подождать, пока идет реконфигурация.

— Я кого-то вижу, — шепнул я, наклоняясь к Джейн.

— Расслабься. Смотри на гордини и скажи мне, когда услышишь больших собак.

— Если во время реконфигурации вы почувствуете непредусмотренный дискомфорт, — продолжал молодой человек радостно-певучим голосом, — можете прибегнуть к помощи службы клиентской поддержки. — Он вновь улыбнулся. — Национальная служба цвета. Помните, что ваши отзывы помогают нам помогать вам.

Он пропал. Я не отводил глаз от гордини, как и Джейн. Покалывание сменилось запахом свежевыпеченного хлеба. Я услышал голос моей дважды вдовой тетки Берил — та говорила что-то про кошек, которых у нее никогда не было. Сквозь все это пробивались музыка и запах лука.

— Мантовани.

— А у меня Брамс. Продолжай смотреть.

На границе поля зрения стали переливаться все цвета радуги, а потом — на краткий, невероятно воодушевляющий миг — я увидел полноцветный мир. Казалось, все вокруг стало цветным садом, но не в убогой триадной палитре от НСЦ, а с бесконечным количеством оттенков, тонко дополняющих и усиливающих друг друга в сложной хроматической гармонии — я даже видел фиолетовый вне шкалы, которого прежде не видел никогда. То был мир, каким его следовало воспринимать.

— Это… прекрасно!

До меня донесся звук хлещущей воды. Пальцы мои выпрямились, я невольно заморгал.

— Уже слышишь собак?

— Нет, пока моргаю.

Потом началось: раздражающий визг и вой терьеров, в то время как у меня в голове все смешалось — свет со звуком, запах с воспоминаниями, прикосновения с музыкой, цвет со всем вообще.

— Небольшие собаки подойдут? — спросил я.

— Держись.

Маленьких собак сменили средние, после чего началось глубокое, горловое «у-у-у» догов. К ним присоединились гончие и волкодавы, и вскоре в моей голове не осталось ничего, кроме лая, завываний и пыхтения псов.

— Большие собаки.

Джейн захлопнула коробочку, и звуки внезапно прекратились. Я покачнулся.

— Стой прямо. — Она взяла меня за локоть.

— Что это было?

— Меры предосторожности. Небольшая реконфигурация коры головного мозга. Большие собаки означают, что все готово, — как свисток у чайника. Засеки время. У нас есть пара часов в запасе.

— Я видел цвета. Настоящие цвета. И призрака.

— Это вестник. Потерянная страница из пропавшей книги. Он всегда там и всегда говорит одно и то же.

Но я не слушал ее — у меня было слишком много вопросов.

— Ты сказала, меры предосторожности? А что такое пара часов в запасе? Для чего нам нужна пара часов?

— Всему свое время, красный. Идем, надо бы нагнать Кортленда.

— Вестник говорил что-то насчет протокола Гордини. Что это такое?

— Верь мне, красный. Всему свое время.

Кортленд ждал нас у каменного молитвенного дома, густо увитого плющом. Двухэтажная постройка не обрушилась и не ушла в землю.

— Думал, вы пропали, — сказал он. — Глядите сюда. Соображаете, что это значит?

Он указал вовнутрь дома. Крыша провалилась уже давно, пол был покрыт толстым ковром из мха. Внутри парило элегантное устройство размером с «форд» — явно некий экипаж, но без колес, построенный целиком из способного парить материала. Сверху он порос лишайником и ползучими растениями, но все еще мог свободно двигаться. На стене, на высоте примерно в ярд, была отметина — об это место ударялся экипаж, когда его сносил ветер. Дверь здания заклинило, и лишь поэтому он не мог вылететь и направиться к морю — единственный для него путь оказался отрезанным. Я нажал на машину, но она снизилась совсем чуть-чуть.

— Шестьсот минус-фунтов, не меньше, — пробормотал Кортленд. — Ложки, цельный парящий предмет. Тут настоящие богатства. Как здорово, что я здесь!

Я поглядел на Джейн. Та не сказала ничего, и мы двинулись прочь.

Скоро мы оказались на развилке: от дороги на север шла, змеясь, еще одна. Но идти по ней было не легче — пожалуй, даже труднее. То и дело попадались поросшие травой валуны, проржавевшие насквозь конструкции, невысокие деревья, изо всех сил старавшиеся расти на тонком слое почвы, а порой — непроходимые заросли рододендрона, которые надо было огибать. Наше продвижение от этого замедлялось еще больше.