Макс Сысоев - Странники

— Писатели-постмодернисты, — сказал Учитель, — некогда жаловались на недостаток идей для творчества. Но они не знали, что половина литературы ещё не создана. И эта половина — в отличие от уже написанной — о счастье. «Женился на прекрасной принцессе и жил с ней долго и счастливо» — это всё, что можно написать о счастье на сегодняшний день. Подробности же жизни с прекрасной принцессой всегда остаются пошлыми и тривиальными.

— А по-моему, — сказал я, — если литература не будет посвящена всевозможным злоключениям, нам не с чем будет сравнивать свою жизнь, и мы перестанем дорожить имеющимся у нас счастьем.

— Одна из функций литературы, — сказал Учитель, — показывать то, что может быть . Так почему бы ей для разнообразия не показать, каким именно счастьем нам надо дорожить? Понимаешь, в чём ужас положения? — людям вечно внушали, что для счастья нужно немного, что приятное надо искать в мелочах. И люди из-за этих глупых установок останавливаются на самой границе страны блаженства. Они не склонны думать, они считают удовольствие чем-то дарованным свыше и даже не подозревают, что его можно в себе развивать. Они видят иногда какие-то отблески того, что через миллионы лет станет для людей естественным, но не идут на свет; они не хотят знать, что для счастья нужно очень много . Точно так же первые дриопитеки видели камни, но не пытались ими пользоваться.

— Я хочу сказать вот что, — заключил Учитель. — Когда люди научатся лучше чувствовать счастье, прогресс будет приносить в тысячи раз больше удовольствия, нежели его иллюзии. А наша задача, как ты догадываешься, — научить этому людей.

— Под конец надо бы добавить пару слов о том, где в нашей реальности искать зло и добро. Это сложно, потому что как бы детально мы ни разбирали понятия «добро» и «зло», они всё равно остаются очень обобщёнными. Связь общего и частного — это, пожалуй, одна из самых трудных проблем в познании. Когда нас просят подвести под рассуждения какой-нибудь пример из жизни, мы начинаем испытывать серьёзные сложности, хотя, конечно, если б собеседник мог дать нам достаточно времени для раздумья, мы бы наверняка смогли подобрать эти примеры.

Одной из главных причин, мешающих людям понять связь частного и общего, это попытка связать какую-то абстракцию с событием, которое под неё не подпадает. Так, люди всегда тщились оценивать историю с точки зрения добра и зла и очень удивлялись, почему у них ничего не получалось. А всё потому, что, во-первых, мы знаем об истории ровно столько, сколько нам посчитали нужным рассказать, а во-вторых, мы не хотим признавать, что история это что-то вроде атомного реактора. Там идут какие-то процессы, и хоть участники этих процессов — мы, процессы эти такие же бездушные, как и в неживой природе. Нашему самолюбию претит, что мы, живые, обладающие душой и свободой воли люди, — всего лишь элементарные частицы, движимые могучими внешними силами. Это мешает нам объективно понимать историю. Но назвать злом историческое событие не менее нелепо, чем столкновение в космосе двух комет.

— Но… вы же не скажете, что Вторая мировая война это не зло?

— Скажу. Мы не можем знать, что было бы, не произойди в мире то или иное событие. Каждое происшествие, тем более такое значимое, как фашизм в Германии и Италии, разбрасывает по нашей реальности семена других событий, а из них вырастают очень ветвистые деревья. Слишком много важных вещей произошло благодаря счастливому стечению обстоятельств. Кому-то на голову упало яблоко, кто-то не вовремя прочитал Ницше, кому-то в компьютер попал кусочек проволоки и уничтожил результаты многолетних трудов. Историю может изменить пылинка, попавшая кому-то в глаз — а сколько пыли подняла та война? Всего через пять лет после начала Второй мировой войны изобрели атомное оружие. Может быть, не начнись мировая война тогда, человечество не узнало бы, что это за штука — бойня на весь мир — и устроило бы её чуть позже. Уже с использованием современных технологий.

— Так ведь устроило же! Ядерная война, конец света, — всё это случилось. И это не зло?

— Нет, конечно. Может, не будь ядерной войны, человечество задохнулось бы в своих отходах, и было б ещё хуже. А так — к началу ядерной войны открыли магию, которая позволила устранить многие её негативные последствия, и вот наш мир остался зелёным и живым, хотя, конечно, и теперь смерть гуляет рядом. Выкинь быстрее из головы все эти «если бы» да «может быть». Альтернативную историю, в отличие от реальных научных достижений, проверить невозможно никак . Нам даже обычную, не-альтернативную историю, редко когда удаётся соотнести с тем, что в действительности происходило. История, сказал Александр Сергеевич Пушкин, это сказка, рассказанная дуракам.

— Хорошо сказал Александр Сергеевич...

— Пушкин это наше всё, — согласился Кузьма Николаевич. — Но с какими ещё обобщениями нельзя играть как попало? — Вот, например, много путаницы возникает, когда мы оцениваем какой-то маленький поступок, которым должна заниматься скорее этика, нежели философия. Например, если ты не уступил старушке сиденье в автобусе, это с точки зрения русской этики будет плохим поступком. А где-нибудь в Германии старушка могла бы обидеться, попытайся ты уступить ей место. Нельзя путать этику с философией. Этика меняется вместе с сознанием людей. А философские истины остаются непоколебимыми.

Считается, что если ты убил человека, то относительно убитого человека произошло нечто определённо плохое. Но это уже не этическая проблема, а философская, и места для относительности тут нет. Надо рассуждать так: полезен был убитый человек для прогресса или нет. Если у нас не останется иного выхода, и мы убьём человека, мешающего общечеловеческому прогрессу, то для него, как для части человечества, это будет таким же добром, как и для всех остальных людей. А если убитый был для прогресса полезен, то тут будет не важно, по ком зазвонит колокол. Он зазвонит по всем — и по тебе в том числе. Хотя, конечно, людей надо убивать пореже.

— А как понять, мешает человек прогрессу или нет?

— Общего правила для всех ситуаций нет. Философия может дать тебе надёжные ориентиры — но прожить жизнь за тебя не сможет ни один мудрец. Ты сам должен всё взвесить и понять, опираясь на имеющиеся знания.

— Но это же ужасно! Вы придумали идеальное оправдание для убийства! Теперь люди будут убивать не просто так, а ради прогресса.

— Мыслящие люди всегда убивали ради прогресса. Но большинству людей для действий не нужно никакой философии; Раскольниковы в природе встречаются крайне редко. Убийцы мало задумываются над такими сложными материями, как прогресс. Если человек решит — он убьёт, а если вдруг совесть замучает — оправдание и без всякой философии отыщется. Не пройдёт и месяца, как ты столкнёшься с такими людьми. И тебе придётся убить их, если не ради общечеловеческого прогресса, то хотя бы ради собственного, то есть ради своей жизни.