Альфред Кубин - Другая сторона

Убедившись в отталкивающей холодности синеглазых азиатов, он пришел к выводу, что предместье — неплодородная почва для партийной борьбы. И все же в нем жило смутное предчувствие подвоха со стороны этих загадочных старцев. Они оставались невосприимчивыми к начавшемуся брожению и бездейственно прозябали день за днем. К черту их, даже самые опустившиеся из граждан столицы были ему куда милее!

Он одевается, тщательно бреется, умело, по всем правилам, массирует себе лицо, и его настроение снова улучшается. Его главный удар еще впереди, об этом триумфе пока никто не подозревает. Он вспоминает ночь, когда расстался со своим любимым доверенным слугой. Этот человек, на протяжении двадцати лет занимавший место лейб-егеря Геркулеса Белла, с опасностью для жизни покинул страну грез, чтобы рассказать о ней за границей. Теперь он, Коннор, находится за пределами пограничных стен. Этот практичный технический ум с первого взгляда понял, что единственную возможность для бегства предоставляет река. Там, где она проходит под бастионом пограничной стены, Коннор нырнул и обнаружил решетку. Под защитой ночной темноты ему удалось перепилить пару стержней, проделав отверстие, в которое он смог протиснуть свое узкое натренированное тело. И в ту же ночь далеко за стеной в небо взмыла ракета, дав знать американцу, что отважный посланец выполнил свою рискованную задачу. В прорезиненном мешке у него на груди лежало важное письмо; ночное купание не могло быть опасным для закаленного организма. Как будто бы все было учтено. В авантюрах всевозможного рода Коннор неизменно проявлял ум и выдержку.

Не позднее чем через четыре-шесть недель должна была подоспеть помощь.

«Через два месяца я стану властелином царства грез! — произносит Белл, наполняя свои портсигары сигарами. — Скоро Патера будет лежать у моих ног!» Злой блеск мелькает в его глазах. Почему он, который так ненавидит повелителя, вынужден втайне восхищаться им? В этом вопросе — вся трагедия этого человека.

Когда после долгих и упорных просьб он добился разрешения приехать сюда и увидел колоссальные силы Патеры в действии, их употребление показалось его практичному уму жалким очковтирательством. Он со своей предприимчивостью занялся бы совсем другим. Поначалу он хотел предложить «повелителю» своего рода деловое партнерство и готов был безоглядно вложить в реализацию этой идеи свои миллионы. Мы могли бы покорить мир! — что в сравнении с ним эта страна, похожая на сумасшедший дом?

Но если в Америке и Европе этому могущественному человеку, обладателю огромного состояния, лизали пятки, то здесь с ним обращались как с назойливым просителем. То постоянство, с которым ему отказывали в аудиенции, походило на издевательство. Ни разу не удалось ему пробиться к высочайшей особе и изложить свои бесценные предложения. Каждый раз возникали самые неожиданные препятствия. И американец воспылал жгучей ненавистью к Патере. Теперь он хотел продемонстрировать свою силу, показать, что не нуждается в подачках! Он должен был добиться признания! И он кинулся в политику — с каким ошеломительным успехом, мы уже видели. По ночам он ворочался в постели, перебирая в уме разнообразные способы мести Невидимому. Благодаря деньгам и неустанной деятельности, имя Белла приобрело в этой стране грозную известность. Цель — уничижение Патеры — казалась уже близкой. «Но теперь надо не думать, а действовать!» Он достает свои часы — они стоят! «Странно, сколько же я проспал?» Ои звонит слуге. Никто не приходит. Американец отворяет дверь в прихожую. Его слуга Джон спит с полуоткрытым ртом. Белл подходит к нему и тормошит спящего — тщетно. Наконец Джон медленно открывает глаза и осоловело смотрит на хозяина. В следующую секунду он засыпает снова, и разбудить его уже не удается.

Рассвирипев, американец нажал на все кнопки звонков по очереди — безрезультатно и спустился в ресторан. Первым, кого он там заметил, был администратор отеля, храпевший за своей стойкой. Несколько посетителей сидели, уронив головы на салфетки, и мирно спали. Перед ними стояли недопитые стаканы и тарелки с остатками пищи. Младший официант дремал, прислонившись к вешалке и зажав между коленями номер «Зеркала грез». Белл дал ему пинка — паренек рухнул на пол, ничуть не изменив блаженного выражения лица.

Американец бросается обратно наверх и едва не спотыкается о спящую прачку. У него зарождается ужасное подозрение. Он высовывается в окно. На углу через дорогу полощется на ветру что-то красное — клок бумаги, наспех приклеенная прокламация. В грязной подворотне он разглядел двух неподвижно лежащих мужчин, из соседнего подъезда торчали юбка и ноги какой-то женщины. Всюду — пусто и безлюдно, только вдали мелькнули два остромордых зверька. Это лисицы. Белл отступает от окна и валится в кресло. Он бледнеет, на лице его проступает выражение несказанного презрения. Он роняет голову на грудь, три резкие вертикальные складки проступают на его лбу, крылья носа дрожат, и в изнеможении он произносит страдальческим голосом: «Я — болван! Все проиграно!» Его глаза вновь готовы закрыться. Но дальше этого дело не идет. Его тело, дрожа, борется с усталостью… он заставляет себя доползти до ванной… погружает голову в холодную воду… это освежает! Он делает глоток бренди, остатками из бутылки растирает себе виски… слабость преодолена! Затем он набивает свою трубку, надевает шляпу и выходит на улицу. Геркулес Белл не сдается!

Непреодолимая сонливость обрушилась на Перле. Она зародилась в архиве и распространилась по городу и стране. Никто не мог сопротивляться этой болезни. Человеку казалось, что он бодр как никогда, но не успевал он огянуться, как уже подхватывал микроб эпидемии.

Очень скоро выявился инфекционный характер спячки, но ни один врач не мог найти лекарство. Прокламации не достигали своей цели, ибо уже во время чтения прохожие зевали. Всяк кто мог оставался дома, чтобы не свалиться на улице. Те, у кого была крыша над головой, спокойно отдавались на волю судьбе. Сонная болезнь не причиняла страданий. Первым симптомом было резкое ощущение слабости, затем — судорожная зевота; в глаза словно бы попадал песок, веки становились тяжелыми, мысли путались и исчезали, и человек в изнеможении валился наземь прямо там, где стоял. С помощью сильных средств вроде нашатырного спирта, больного иногда удавалось вырвать из объятий сна, но лишь на несколько мгновений: пролепетав что-то бессвязное, он снова засыпал. Если пациент отличался крепким здоровьем, его засыпание можно было оттянуть на несколько часов с помощью массажа, но потом его все равно одолевал сон. Многие засыпали молниеносно. Оратор, который только что распространялся о политических событиях, вдруг клонился над столом, ронял голову и начинал равномерно храпеть.