Борис Штерн - Стражи последнего неба

Внешность дипломата производила отталкивающее впечатление. Этакая пирамида плоти три метра ростом, увенчанная шарообразной головой с четверкой выпученных глаз и ротовой щелью, под которой располагался венец длинных и тонких щупалец.

— Мы, маркроху, не можем мириться с существованием созданий, подобных вам, людям. Это противоестественно, — продолжал посол. — Вы не имеете права осквернять собой Вселенную.

В эти минуты, как доносили императору со всех концов Тысячелетней Державы, армады маркроху превращали в радиоактивную пыль военные корабли людей. Соотношение сил было чудовищным. Инопланетные флоты обладали как численным, так и технологическим превосходством.

Информация, поступающая во дворец, выводилась на дисплей, размещенный в широком подлокотнике императорского трона. Последняя строчка, зловеще оборвавшаяся на середине, сообщала о падении очередной планетной системы полчаса назад, больше известий не было. «Уже недолго осталось», — подумал Герман. Почему-то император совершенно не испытывал страха. Ни сейчас, ни когда получил первое сообщение о нападении маркроху.

— Мы не надеемся, что до вашего убогого сознания дойдет истинная суть происходящего, — говорил посол, размахивая щупальцами. — Но все же считаем своим долгом объясниться, не столько с вами, сколько с другими немногочисленными разумными расами. Мы ведем борьбу за обеспечения существования и распространения нашей расы, за то, чтобы она могла выполнить свое предназначение!

«Вообще-то в Сообществе насчитывается до сотни разумных рас», — подумал император.

— Ваша раса омерзительна. Мы долго искали хоть одну вескую причину, оправдывающую ваше существование, и не нашли. Вы уродливы. Вы не умны, а лишь хитры. Хитростью, подлостью и ложью вы захватили все свои планетные системы, коварством продолжаете удерживать их. Разве есть во Вселенной хоть одно нечистое дело, хоть одно бесстыдство какого бы то ни было сорта, в котором не был бы замешан, по крайней мере, один человек?! Мы решили, что так продолжаться не может.

— Да как он смеет! — вскочил багровый от ярости имперский маршал Куртер. — Лишь благодаря нашей доблести, нашей отваге мы колонизировали эти планеты!

— А наши философы? — вторил ему управляющий имперского дворца. — Да ведь их работы изучают во всей Галактике! Наши композиторы побеждают на Вселенских фестивалях!

— Вы паразиты, — вещал посол. — Вы отравляете своим ядом разумные существа и паразитируете на их достижениях, а сами ничего не способны создать. Уродливое, химерное образование, которое вы осмеливаетесь называть Тысячелетней Державой, оказалось на пути расширения жизненного пространства истинно великой империи — Империи Маркроху! Мы имеем полное право на самосохранение нашей расы, и мы воспользуемся им.

Императору смутно показалось, что такие или подобные речи он уже слышал. Только вот где и когда?

— Держатель Меча, Властелин Галактики и Посланец Провидения решил, что ваша раса должна быть уничтожена! — торжественно объявил посол. — Доблестные армии маркроху выполнят волю владыки. Никто из нас не дрогнет, ибо воля владыки — это воля Провидения!

По Тронному залу пронесся глухой ропот. Герман усталым взглядом окинул бледные лица первых людей в имперской администрации и вновь посмотрел на посла.

— Наши ученые долго изучали вас. Ведь многие существа, даже если они не разумны, вроде вас, а лишь притворяются таковыми, можно использовать. Но не в вашем случае. Вы неспособны работать на Истинную Империю. От вас не будет никакой пользы, а ваше содержание только приведет к бессмысленным расходам, более того, оно опасно, ибо вы пустите в ход свое изощренное коварство, чтобы вновь постараться поработить нас. Поэтому вы будете уничтожены!

— Это чудовищно! — прошептал первый министр.

— Те, кто сдадутся маркроху добровольно, будут умерщвляться безболезненно и быстро, путем инъекций или в газовых камерах. Их тела отправятся в конверторы, и таким образом даже эти мерзкие существа смогут хотя бы после смерти оправдать толику своего существования, — пообещал посол. — Остальные будут уничтожаться так, как того пожелают наши воины. Вы еще можете решить, как желаете умереть, — такова милость, оказываемая вам Посланцем Провидения, хотя люди ее недостойны.

Изображение медленно померкло. Находившиеся в зале возбужденно заговорили, кто-то кричал, кто-то призывал кары небесные на головы инопланетян, кто-то взывал к императору. Но Герман никого не слушал. Он вспомнил, кто изъяснялся точно такими же терминами, как посол маркроху.

Взгляд императора был устремлен на противоположную стену Тронного зала, где в обрамлении красных знамен с черной свастикой в белом круге висел портрет основателя Тысячелетней Державы Адольфа Гитлера.

— Синьор комиссар! Синьор комиссар! Вы дома?

Я только-только задремал и, когда меня разбудили, несколько секунд еще лежал с открытыми глазами, стараясь прийти в себя.

В дверь продолжали колотить.

— Сейчас, сейчас! — крикнул я, вставая с кровати.

За дверью стоял карабинер из моего участка. Из-за его спины выглядывал Грациадио — один из руководителей еврейской общины Рима.

— Синьор Рафаэль, — сказал Грациадио, — скончался один из членов общины, надо засвидетельствовать смерть.

— Убийство?

— Нет. Скорее всего, сердце. Старый уже был…

Накинув форменную куртку и взяв фуражку (неудобно появляться в гетто без головного убора), я вышел в коридор.

— Врача вызывали? — спросил я у карабинера.

Он кивнул:

— Синьор Джакобо подойдет прямо туда. Мы уже были у него.

Когда все мы вышли на улицу, я спросил:

— Кто умер-то?

— Польский Святой, Иегуда-Юдл, — ответил Грациадио.

Так называли еврея, который три года назад приехал в Рим из Варшавы. Он не знал ни итальянского, ни джудео-итальяно, поэтому общался с местными евреями только на «святом языке» — древнееврейском. Познания его в каббале были огромны, поэтому он получил прозвище Польский Святой. Я несколько раз встречался с ним в синагоге, и у меня сложилось впечатление, что он приехал в Рим что-то искать.