Игорь Удачин - Ковчег

— Оставьте эти ваши соски в покое. Угощу вас своей трубкой, набитой отменным табачком, если не возражаете, — старик проворно извлек из нагрудного кармана рубахи трубку, раскурил ее и передал Занудину.

Табак и вправду оказался на редкость вкусным и приятно расслабляющим. Занудин сделал несколько глубоких затяжек и возвратил трубку старику. Ной, словно кто-то невидимый пытался расщекотать его, заерзал на месте и хитро заулыбался. Из ноздрей веселыми сизыми струйками потек табачный дым.

— Жду ваших нареканий, дружище, выкладывайте. Ничего в себе не держите.

«Старик малость не без странностей, либо банально мучается от безделья. Какого рожна ему, скажите, надо? — подумалось Занудину. — Впрочем, как же, как же… забеспокоился-таки, что не оплачу чертов номер с чертовым несъеденным завтраком. Чего он только зубоскалит, хотелось бы понять…»

— Все очень мило! Вкусный завтрак, дружелюбные соседи… — не удержался от сарказма Занудин.

— Ох, что тут поделать, — всплеснув руками, торопливо перебил дядюшка Ной. — Молодежь, сами понимаете. Ветер в головах, никакого представления о приличиях. Всем обитателям «Ковчега», поверьте, очень неловко за этих оболтусов. — Старик на секунду задумался, потрепал карлика за ухом, а затем неожиданно объявил: — В наших краях расставание с обиженным сердцем — это предвестие больших неудач, а то и глупой смерти… Проще говоря, в качестве компенсации за все причиненные вам неудобства, Зануда, можете ни о чем не беспокоиться, разгрузить свой разум от забот и тягот мирских и остаться еще на какое-то время в «Ковчеге». Отдыхайте, отсыпайтесь, занимайтесь своими делами — все, что посчитаете нужным… Вот о чем, собственно, я пришел вам сообщить.

Занудин открыл рот, но тут же и захлопнул его в полном замешательстве. Дядюшка Ной точно мысли читал.

— О, нет же, нет, ни о какой плате не может быть и речи… Вы гость!

«Вот так поворот», — подумал Занудин, снова принимая из протянутых рук старика курительную трубку.

— Будем считать, это была трубка согласия. Ах да, хватит пустой болтовни, потому что вспомнил ― вы же до сих пор голодны! А мы все боялись вас побеспокоить. Даун!

Карлик, все уразумев с полуслова, тут же сорвался с места и юрко выскочил из комнаты. Ной тоже поднялся.

— Прочь все мрачные настроения, Зануда. Одевайтесь-ка и спускайтесь хорошенько пожуйте, пока на вас не навалился голодный обморок! Мы обо всем договорились, дружище?

Непроизвольно поджав плечи, Занудин утвердительно кивнул и в тот же момент подловил себя на каком-то гибридном чувстве ласковой раздраженности. Еще минуту назад хотелось пылко пререкаться, размахивать руками, доказывать — но как же ловко, черт подери, старик его обезоружил! Каких сахарных пряников наотпускал авансом!

Дверь за благожелательно улыбающимся Ноем плотно затворилась, а часы на стене снова распоясались.

— Одеваться… спускаться… хорошенько пожевать… — словно в полудреме пролепетал Занудин, щурясь на свое одутловатое, после принятой ванны, отражение в зеркале.

Расположившись в холле за столом, Занудин терпеливо ожидал своего завтрака-обеда-ужина — уж и не понятно, как это теперь можно было обозвать. Даун задерживался, и взор Занудина со смущением и некоторой неуклюжестью блуждал по сторонам, от угла к углу, пользуясь вынужденной возможностью рассмотреть приютивший его дом.

Довольно милая, аккуратная обстановка. Стены старые, но ремонта не просят. Никаких щитов с гвоздиками для ключей, регистрационных журналов при дверях и прочей казенщины. Вместо этого на стенах ― картины, — мастерами писаные, диковинные, оживляющие воображение. Мебель — точно с аукциона дорогих и редких вещей, но ее немного, не в ущерб простору. Камин, символ уюта — явно не гостиничный атрибут. И не всякий хозяин останется верен такому анахронизму, имея в доме современное отопление. Воздух, запертый в «Ковчеге» — а это уже из разряда вольной фантазии, — источал запах времени, которое остановилось…

Ничего особенного в глаза будто не бросалось. Но так ли уж совсем ничего? Зачастую мелочи могут поведать о многом — пусть не сразу найдется удобоваримое объяснение тому, о чем они способны рассказать. Да вот хотя бы… пыль! Нигде, куда ни посмотришь, ни единой соринки: все вылизано, все блестит! Каждая вещь на своем месте! Неужели у карлика как у мифического гекатонхейра — сто рук? Или где-то в доме скрывается армия неуловимой прислуги? А ведь это наблюдение — только случайный штрих, цветочки…

Взгляд Занудина перекочевал к скромным оконцам, впускавшим толику уличного света в холл. Небо посерело, казалось скомканным, грязным. Вчера, в это время дня, Занудин был не на шутку вымотан, ноги гудели и просили передышки, а над головой проплывала точно такая же, как сейчас, вплоть до оттенка, безбрежная неприветливая пелена. Остаться ночевать под таким небом означало повести себя крайне неосмотрительно. Собравшись с силами, он прошагал без отдыха еще добрых часов пять, пока ему не улыбнулась удача. Вырисовывая пальцем невидимые узорчики на пустынном столе, Занудин невольно погружался во вчерашний день и, конечно же, припомнил как отыскал «Ковчег»…

…Долго, сбившись с дороги, брел он по темному, шуршащему лесу. Сизый холод застыл на хвое огромных сосен, черными макушками цепляющихся за набежавшие тучи. Порой мерещилось, что кто-то идет следом. Становилось жутко, и Занудин ускорял шаг, отчего все чаще и очень больно натыкался на сучья. Но вот деревья впереди словно расступились. Как в полусне раздались величественные раскаты органной музыки. Они приблизились, пронизывая мрак — и тут же смолкли…

«Ковчег» показался ему простеньким приземистым строеньицем, похожим, скорее, на таверну; в лучшем случае — на здание администрации в дикой колониальной стране. Но когда в поисках входа Занудин принялся обходить его вокруг — лоб покрылся испариной! Периметр здания внушал бесовскую веру в свою нескончаемость… непомерность… Даже сейчас — вспоминая — сложно описать то странное ощущение. Стена только и делала, что убегала в темноту. Занавешенные окна копировали друг друга. Разыгрывался таинственный и мрачный спектакль пространственной иллюзии. Занудин начинал интуитивно догадываться, что чувствует белка в колесе, старания которой смешны и напрасны, как бы резва она ни была.

Чемоданы в конце концов безвольно упали к ногам. Занудин остановился, чтобы перевести дух. Щелкнул зажигалкой, закурил — и поперхнулся с первой же затяжкой, словно дым попал не в то горло. Вот она, черт подери, дверь, перед самым его носом — хотя Занудин дал бы руку на отсечение, что пять секунд назад ее не было! Над головой бесшумно покачивалась вывеска, извещающая о том, что он перед входом в гостиницу. Бог ты мой. Через считанные минуты Занудин стал «ковчеговским» постояльцем…