Нил Шустерман - Мир обретённый

Кларенс вздохнул.

— Ладно. Раз нам всё равно некуда податься... — Он сунул руку в карман и вытащил оттуда клочок бумаги. — Твой приятель Джикс утверждает, что у моей жизни есть какая-то особая цель. А вдруг это вот это самое? — Он протянул бумажку Алли. — Видишь ли, пока ты занималась серьёзными делами, я тут кое-что разведал... ну, ты знаешь, как говорят, на все руки от скуки... Ну и вот...

На бумажке был нацарапан адрес. Больница в Мемфисе, штат Теннесси.

Алли сделала глубокий дрожащий вдох.

— Кто там, в этой больнице, Кларенс?

Живая половина лица Кларенса изобразила нечто похожее на улыбку.

— Ты.

Алли пыталась выкинуть мысли о возвращении из головы. Вернуться к себе самой, скинджекить своё тело — эти мечты постоянно жили в её сознании. Ей казалось, что они прожгли ей дырку в мозгах. То же самое она ощущала, когда монета оттягивала ей карман, — до тех пор, пока она не отдала её. С той самой минуты, когда Алли узнала, что её тело всё ещё цепляется за жизнь, она не могла отделаться от мысли, что придёт день и она вернётся; но наряду с мечтами о радостном воссоединении души и тела она ощущала страх. Для опасений была веская причина. Её родные уже давно жили своей жизнью, и когда она возвратится, всем придётся нелегко. К тому же она видела Милоса и Лосяру в коме, и это зрелище не добавляло ей энтузиазма. Тело Милоса почти атрофировалось, а Лосяра был практически полностью парализован. Если бы у этих парней и была возможность скинджекить себя самих, с какой стати им это делать? Намного лучше существовать в виде свободного духа, чем быть привязанным к немощной плоти без малейшей надежды на выздоровление!

Но что если с её телом всё обстоит не настолько плохо?

Что если ей удастся просто скользнуть в него и вернуться к прежней жизни?

«Как только ты скинджекишь себя саму, — говорил ей Джикс, — дело сделано. Ты не сможешь освободиться до самой смерти». Если Алли решится на это, пути обратно не будет. Поэтому лучше ей не знать, в каком состоянии её тело, тогда и решать ничего не придётся.

И всё же несмотря на все эти аргументы, они с Кларенсом сели на самолёт, унёсший их в Мемфис, в реабилитационный госпиталь Вулф Ривер.

Низвержение в центр Земли было бы слишком мягким наказанием для Джил. Кара за измену, решила Мэри, должна быть куда более мучительной. Будучи скинджекером, Джил была в состоянии ощущать боль, когда находилась в живом теле, но физическая пытка — это, на вкус Мэри, слишком по-варварски. И тут её осенило: самой страшной казнью для Джил будет засунуть её в какого-нибудь отвратительного носителя и продержать в нём так долго, чтобы она никогда не смогла с него счиститься.

Вся огромная туча послесветов собралась перед беседкой в городском саду. Коллегия присяжных вынесла свой вердикт, не заморачиваясь хлопотной процедурой суда. Затем Мэри объявила приговор:

— Оторва Джил, ты признана виновной в измене и самых тяжких преступлениях против мироздания, — провозгласила она. — Твоим наказанием станет пребывание в теле свиньи до конца твоей естественной жизни.

За всё время церемонии Джил не произнесла ни слова возражения или оправдания. В первую очередь потому, что у неё во рту торчал кляп.

На близлежащей ферме нашли подходящую свинью. Хрюшке не грозила ни смерть от естественных причин, ни топор мясника: она была лучшей, призовой свиноматкой на ферме. Три раза в год её вязали со здоровым молодым хряком, и она приносила солидный приплод. Если бы не запланированный на ближайшее время конец света, свинья прожила бы ещё не менее восьми лет. Она ожирела настолько, что больше не могла самостоятельно двигаться.

Мэри самолично присутствовала при казни. Скинджекеры засунули Джил в свинью и окружили её плотным кольцом; каждый раз, когда она пыталась вырваться, её заталкивали обратно, пока она не выбилась из сил и не прекратила попытки. Через сутки, когда стало ясно, что Джил накрепко застряла в своей тушке, скинджекеры ушли. Джил осталась одна, если не считать нескольких хряков в соседнем загоне — те с удовольствием предвкушали день, когда им будет позволено составить Джил приятную компанию.

После казни Джил Мэри собрала оставшихся скинджекеров на крайне важное совещание в перешедшем кафе. Ротси с ними не было — он уже умчался искать тело Алли. Временно исполняющим обязанности главы группы Мэри назначила Блёстку — та при жизни была капитаном команды поддержки. Что ни говори, хоть какой-то опыт руководящей работы лучше, чем совсем никакого.

Скинджекеры прихлёбывали остатки перешедшего кофе и лакомились вишнёвым пирогом, честно разделив его на всех. Настроение у них было неважное: обвинения, брошенные Джил, всё-таки отложились у ребят в головах. Мэри понимала — нужно срочно принимать меры. Она всячески старалась оградить своих подопечных от предстоящих трудностей, но, по-видимому, этого не стоило делать. Может быть, её скинджекерам было бы полезно знать истинные цели и масштабы своего призвания. Настал момент истины. Нельзя сказать, что Мэри не испытывала волнения. Испытывала. Потому что хотя в ней и жила несокрушимая вера в собственную правоту, в окружающих её людях она уверена не была. Ведь вот Джил — она же обернулась против неё! Значит, не стоит ожидать, что все без исключения разделяют её, Мэри, точку зрения на будущее мира.

Мэри ещё не успела ничего сказать, как Подлиза поднял руку:

— Это правда — то, что сказала Джил? Что вы делаете все эти вещи нарочно?

Мэри вздохнула. Она не станет им лгать.

— Такая подлая личность, как Джил, скажет всё что угодно, чтобы отвести обвинения от себя самой. Вплоть до того, чтобы исказить смысл происходящего и превратить высокий подвиг в нечто непотребное.

Ребята ждали продолжения — уклончивый ответ Мэри их явно не устроил. Ну что ж, настала пора приподнять завесу.

— Приготовьтесь к тому, что я вам сейчас скажу. То, что вы услышите, нельзя назвать ни приятным, ни красивым, но оно приведёт к таким чудесным, прекрасным последствиям, что вы этого даже вообразить не можете.

— Так расскажите, — попросила Блёстка. — Мы готовы.

Мэри собралась с духом и сказала — без обиняков, напрямик:

— Живому миру скоро придёт конец.

Ну вот. Впервые она произнесла эти слова вслух, и обнаружила, что в них есть особая магия: теперь, когда слово произнесено, событие стало казаться гораздо более реальным.

И тут к изумлению Мэри подал голос Подлиза:

— Так я и знал!

Мэри даже слегка растерялась, но тут же поняла, что удивляться-то нечему. Живой мир сам делает всё, чтобы настроить людей на нужный лад. Постоянные разговоры о конце света, об Армагеддоне, о грандиозных катаклизмах звучали везде: от церковных кафедр до светящихся экранов.