Уилл Селф - Обезьяны

Хууу-грааа! В наши дни представления о мире и природе постоянно меняются, и куда быстрее, чем прежде. Более того, мы, шимпанзе, замечаем, что эти представления искажаются и извращаются и что виной тому особенности современной жизни, «противоестественной», по жестам иных мыслителей. Однако не все так просто, ведь частенько отличительной видовой чертой шимпанзе объявляли именно наше умение адаптироваться к любым внешним условиям и нашу способность к социальной аутоэволюции. Так что дело в другом: мы ведем эту «противоестественную» жизнь таким образом, что страдает экология всей планеты.

Означенное положение вещей ставит нас в тупик: навык оценивать степень собственной объективности изменил нам, замкнулся в порочный круг. И разве удивительно, что сегодня шимпанзе, профессионально занимающиеся правами животных, решили, что настала пора расширить понятие шимпанзечества и объявить полноценными обезьянами братьев наших меньших, в частности людей?

Здесь небесполезно воспроизвести жесты д-ра Луиса Лики, [1] Лики Луис Сеймур Базетт (1903–1972) — английский археолог, палеоприматолог. — Здесь и далее, если не обозначено особо, прим. перев. знаменитого археолога и палеонтолога.

Когда его протеже, не менее знаменитая исследовательница, антрополог Джейн Гудолл, [2] Баронесса Ван-Лавик-Гудолл Джейн (р. 1934) — британский антрополог, основатель заповедника на реке Гомбе в Заире (в наст, время — национальный парк). Крупнейший специалист по этологии дикого человека, автор книг «В тени шимпанзе» (1971, пер. на русскую жестикуляцию 1974) и «Люди Гомбе: поведенческие модели» (1986). сообщила ему, что дикие люди на ее глазах очищали ветки, а затем засовывали их в термитники с целью добыть пищу, д-р Лики возбужденно вскинул лапы: «Что же, теперь нам остается одно из двух: или дать новое определение понятию «орудие» либо понятию «шимпанзе», или же признать, что люди — такие же шимпанзе, как и мы сами!» Как вы понимаете, многоуважаемый ученый имел в виду традиционное определение шимпанзе как pongis habilis, «обезьяны умелой», то есть обезьяны, умеющей изготавливать орудия.

Роман, который вы держите в лапах, — вовсе не простецкий памфлет, призывающий обратить внимание на ситуацию с правами человека или же с тем, в каких условиях люди живут. У меня и в мыслях не было писать ничего подобного. Да, мне известно, что порой люди, на которых ставят научные эксперименты, содержатся в совершенно нешимпанзеческих условиях, что их держат в больших вольерах, изолируют, плохо лечат, плохо кормят и так далее. Но я глубоко убежден, что нам придется примириться с необходимостью эти эксперименты продолжать — они исключительно важны в плане решения проблем с ВИШ и СПИДом.

Зажестикулировав о ВИШ, мы опять возвращаемся в порочный круг морали. Если люди настолько генетически близки к нам, что могут быть носителями ВИШ (созначно новейшим исследованиям генетический материал людей совпадает с нашим на 98 %, — следовательно, у людей гораздо больше общего с шимпанзе, нежели, например, с гориллами), то разве не заслуживают они известной симпатии и сострадания с нашей стороны?

Ответ на этот вопрос, несомненно, положительный. Да, людей нужно сохранить. Вымирание рода человеческого станет потерей катастрофических масштабов, а к этому все и четверенькает — бонобо [3] В этой книге я использую термин «бонобо» [резкий взмах на первом либо втором слоге. — Перев .] для обозначения всех шимпанзе африканского происхождения. Я уважаю желание некоторых бонобо именоваться «афроамериканцами», или, как британские бонобо, «афрокарибцами», но все же слово «бонобо», по-моему, куда удобнее и проще в употреблении. — Прим. авт. медленно, но верно отвоевывают у людей все большие и большие территории. [4] По оценкам, в дикой природе осталось всего лишь около 200 тысяч человеческих особей. Эта цифра не может не шокировать — еще полвека назад численность популяции людей составляла несколько миллионов. — Прим. авт.

Но разве сами бонобо не нуждаются в сострадании? Разве судьба бонобо не важнее судьбы людей? Да, конечно. Однако выгода от сохранения людской популяции отнюдь не ограничивается возможностью найти лекарство от СПИДа и других болезней. Люди могут многое разжестикулировать нам о нашем прошлом, нашем происхождении и природе. У шимпанзе и человека был общий предок, который жил каких-то пять-шесть миллионов лет назад — для эволюции это лишь краткий миг.

Далее, если дикие люди вымрут, что станет с их одомашненными собратьями? Если; как утверждают д-р Гудолл и другие антропологи, у людей в самом деле есть нечто вроде культуры, то в такой ситуации от нее не останется и следа. Может даже оказаться, что поведение одомашненных людей, результаты наблюдений за которым подтверждают вышеозначенное, находится в некоей зависимости от поведения диких людей в дикой природе. И если последние исчезнут, то, возможно, даже у тех одомашненных человеков, которые научились ударять пальцем о палец (некоторые проживающие в неволе особи освоили более пятисот элементарных жестов [5] Известен ряд экспериментов (особенно пионерский эксперимент американцев, вожака и первой самки Гарднеров, с детенышем-самкой человека по обозначению Уошо, начатый в 1966 г. и продолжающийся по сию пору, см. вебсайт www.friend-sofwashoe.org), в которых вроде бы было показано, что люди не только обучаются жестикуляции и способны использовать ее в общении, но даже, раз обучившись, обучают ей свое потомство. Скептики не признают успешность этих экспериментов (по их мнению, люди лишь повторяют последовательности жестов за экспериментаторами, а не порождают новые сами); по данному вопросу существует обширная литература. ), опустятся лапы. Жестикуляции между нашими двумя видами настанет конец.

Однако поймите меня правильно — все вышепоказанное ни в коей мере не попытка обобезьянить людей. Люди — это люди, они таковы, каковы есть, в силу своей человечности.