Фриц Лейбер - Избранное. Том 2: Серебряные яйцеглавы; Ночь волка; Рассказы

В этот момент Зейн Горт, выжавший информацию из Охранника Джо за беспрецедентные пять секунд и сбегавший к шкафу и обратно еще за четыре, подошел с носилками, на которые бережно уложил мисс Блашес.

— Помоги мне, Гаспар, — торопливо проговорил Зейн. — Мы должны отнести ее в тихое место и подключить электричество, пока не сгорели все реле. Берись с другой стороны.

— Жестяная медаль — это то, что нужно! — бросила Элоиза. — Мне следовало бы знать, что стукачество — вполне естественное продолжение для грязного роболюба!

— Элоиза… — начал было Гаспар и осекся, поняв, что для разговоров не осталось времени. Столпившиеся писатели, ошарашенные криком мисс Блашес и смелостью маневров Зейна Горта, пришли в себя и начали угрожающе приближаться. Тогда он подхватил задние ручки носилок и потрусил за Зейном.

— Вот вещь, которую твои жестяные друзья не смогут дать тебе! — с грубым смехом закричала ему вслед Элоиза, выгнув туго обтянутое джинсами бедро и громко шлепая по нему ладонью.

Вокруг Зейна и Гаспара стали падать куски металла, швыряемые разъяренными писателями. Робот так ускорил шаг, что его напарнику пришлось перейти на бег. И вовремя, ибо огромная хлопушка разорвалась чуть ли не над ухом.

— А-ахх! — захлебываясь от злости, ревел позади Гомер Хемингуэй, поджигая последнюю хлопушку у искореженной словомельницы. Перед броском, изыскав в своем не слишком перегруженном банке памяти самое страшное оскорбление, какое знал, он возопил:

— Грязные издатели!

Однако его снаряд взорвался футах в десяти от человека и робота, успевших тут же прошмыгнуть с носилками в дверь. На улице Зейн уменьшил шаг. К своему удивлению, Гаспар обнаружил, что начинает чувствовать себя лучше — он ощущал возбуждение и легкость мыслей. Куртка его была порвана, лицо вымазано сажей, на челюсти вздулась шишка величиной с кулак, но, несмотря на это, он будто стал оживать.

— Зейн, ты прекрасно обработал Гомера! — радостно воскликнул Гаспар. — Ах ты, старый жестяной ублюдок, вот уж не думал, что в тебе есть такое.

— Обычно нет, — степенно возразил робот. — Ты же знаешь, что первый закон у роботов — никогда не причинять вреда человеческому существу, но, клянусь святым Айзеком, существо должно отвечать человеческим стандартам! Гомер им не отвечает. И кроме того, то, что я сделал с ним, никак нельзя считать вредом, а лишь телесным воздействием в воспитательных целях.

— Я, конечно, могу понять, отчего мои друзья-писатели чуть не получили удар из-за сказанного мисс Блашес, — с улыбкой припомнил Гаспар. — «Возлюби издателей!» — повторил он, фыркая.

— Я тоже могу смеяться над сверхчувствительностью цензоров, — суховато изрек Зейн. — Но не кажется ли тебе, Гаспар, что за последние две сотни лет человеческая раса слишком уж пристрастилась к банальным вульгаризмам и нескольким кратким глаголам генитально-экскрементального содержании? Как говорил мой доктор Вольфрам своей золотой рободевушке, когда та мечтала стать человеком: «Люди — не то, что ты о них думаешь, Блэнда. Люди — убийцы мечты. Они убрали пузыри из мыльной пены и назвали это стиральным порошком, Блэнда. Они убрали лунный свет из любви и назвали это сексом». Впрочем, хватит с нас этой социально-литературной болтовни, Гаспар. Мне нужно подключить мисс Блашес к сети, а в Читательском Ряду энергия явно вырублена.

— Извини, — сконфузился Гаспар, — но разве ты не можешь подзарядить ее от своих батарей?

— Она могла бы неправильно истолковать мои намерения, — несколько укоризненно заметил робот. — Естественно, я бы сделал это в крайнем случае, но пока еще все не настолько плохо. Я имею в виду, что состояние не настолько критично. Ей сейчас не больно. Я установил ее регуляторы на глубокий транс. Однако…

— А как насчет Рокет Хауз? — предложил Гаспар. — Издательские офисы подсоединены к другой линии. Элоиза верит, что я стукач, значит, я могу вести себя соответственно и побежать к своим издателям.

— Великолепная мысль, — одобрил робот, поворачивая на следующем перекрестке направо и ускоряя шаг.

Гаспару вновь пришлось перейти на трусцу, чтобы поспеть за ним. Он бежал легко, стараясь не растрясти мисс Блашес, которая лежала на носилках абсолютно без движения с темными ожогами на коленях и бедрах. Неопытному глазу Гаспара роботесса — робот женского рода или жеробот — казалась вполне пригодной только для свалки.

— Так или иначе, я должен повидаться с Флэксменом и Каллингемом, — задумчиво сказал писатель. — Хочу посчитаться с ними. Интересно было бы узнать, почему они не сделали ничего для защиты словомельниц, почему все их усилия свелись к тому, чтобы нанять шайку ненадежных, прости меня, Зейн, жестяных штрейкбрехеров? Как-то не похоже на них.

— Мне тоже необходимо обсудить с нашими уважаемыми нанимателями несколько щекотливых моментов, — отозвался Зейн. — Гаспар, старая кость, ты сегодня отважно помог мне. Это выходит далеко за рамки услуг, которые представители одной разумной расы обычно оказывают представителям другой. Мне хотелось бы выразить свою благодарность больше, чем просто словами. Я не мог не слышать грубых насмешек твоей решительной, но недружелюбной подруги. Видишь ли, это очень деликатное дело, и я рискую оскорбить тебя, но, Гаспар, старый ты лейкоцит, то, что мисс Ибсен говорила о роботах, не совсем правда. Я имею в виду, что они не способны оказать некоторые наиболее интимные услуги человеческим существам мужского пола. Нет, клянусь святым Вупперталем! Я не имею в виду именно наших роботесс и, уж конечно, не подразумеваю мисс Блашес конкретно, у меня этого и в мыслях не было! Я бы лучше нырнул в ванну с кислотой, чем позволил себе подумать такое. Но если вдруг ты почувствуешь такую нужду и у тебя не будет возможности удовлетворить ее немедленно, захочешь испытать видимость наиболее удивительного человеческого чувства, в высшей степени потрясающую, хотя и искусственную, женскую ласку, я могу дать тебе адрес заведения мадам Пневмо…

— Заткнись, Зейн! — оборвал его Гаспар. — Об этой части своей жизни я позабочусь сам.

— Уверен в этом, — сердечно сказал Зейн. — Это то, что всех нас заставляет похваляться одинаково. Прости меня, старый мускул, но не затронул ли я ненамеренно нежной…

— Затронул, — бросил Гаспар, — но все в порядке… — Он поколебался, затем улыбнулся и добавил: —…старый болт!

— Забудь об этом, пожалуйста, — мягко произнес Зейн. — Временами энтузиазм по поводу удивительных способностей металлических собратьев так увлекает меня, что я совершаю ужасные бестактности. Боюсь, я немного робоцентричен. Но я в самом деле рад, что ты ответил на мое оскорбительное замечание так деликатно. Гомер Хемингуэй, несомненно, обозвал бы меня жестяным сводником.