Стивен Джонс - Монстры

Папа вел нас через лес, мама замыкала цепочку. Я шел между ними, и волны их враждебности так и пронизывали меня. И все же я предпочитал, чтобы они молча курили, лишь бы не пришлось выслушивать их перебранку и терпеть обращение с собой как с ребенком. Мне уже четырнадцать лет, я мужчина, у которого за плечом висит дробовик двенадцатого калибра. В конце концов, я готов помогать им в той работе, которая сейчас важнее всего на свете и будет еще какое-то время таковой оставаться, — убивать тех, кто хочет убить нас.

Мы молча постояли на выступе гребня. Я смотрел на дома, тянувшиеся ровными рядами но территории поселка, о котором я помнил только то, что когда-то там жил. Их было около сотни — домов, приютившихся в опоясанной холмами котловине. Я пересчитывал их вдоль и поперек, пока не натолкнулся взглядом на тот, который, как мне показалось, был нашим восемь долгих лет тому назад.

Папа закинул мне на плечи руку, как бы одновременно обнимая и меня, и мое ружье.

— Запомни, — сказал он, — засовывай дуло им в рот. Или в то, что осталось от их ртов. Целься в макушку и стреляй. А когда спустишь курок, можешь отвернуться… если захочешь.

Последнюю фразу он произнес так, словно давал понять, что разочаровался бы во мне, если бы я это сделал.

Мама подошла к нам, но ко мне не прикасалась. Она никогда этого не делала, если папа опережал ее.

— Не волнуйся, — сказала мама. — Пока светит солнце, ты будешь в безопасности. Так что для страха нет причин.

Слова ее только убедили меня в том, что сама она боится. Но чего — того ли, что ждало нас внизу, или того, что, затаившись между ней и папой, вспыхнет с новой силой, как только я уйду, — этого я сказать наверняка не мог. Возможно, и того и другого понемногу.

Я кивнул и стал спускаться.

— И вот еще что, — окликнул папа, не успел я сделать и десяти шагов.

— Я готов, — оборвал я его, даже не обернувшись. — Расслабься, папа.

Не знаю, посмел бы я так с ним разговаривать, не будь у меня в руках оружия. Я понимал, что скорее всего позже поплачусь за это, но казалось, это того стоило. Правда, потом мне пришло в голову, что за мою дерзость уже сейчас может поплатиться мама, и я пожалел о своих словах.

Я танцующим шагом бежал вниз по тропе, которую протоптали олени задолго до того, как наше поселение было уничтожено. Люди, возможно, и не вечны в этом мире, но олени — уж олени-то будут всегда. Я затянул потуже на груди ремень дробовика и подумал об олене, которого мы с папой когда-то подстрелили. Мне всегда было непросто сразить зверя наповал, потому что это движущаяся мишень, и если мне случалось подбить оленя, то обычно вмешивался папа, чтобы прикончить раненую самку. К счастью, цели, которые мне доверены с сегодняшнего дня, даже не шелохнутся.

Оказавшись в лощине, я остановился и, прежде чем ступить на заросший газон первого дома, оглянулся на родителей, чьи силуэты едва виднелись высоко вверху. Я помахал им, придержав одной рукой ружье, но они меня, по-моему, даже не заметили. Родители в это время беспорядочно махали руками, они то разворачивались и топали в разные стороны, то снова сходились, тыча друг в друга пальцами. Теперь, когда мое присутствие их больше не смущало, страсти вспыхнули с новой силой.

Я направился к ближайшей двери, настороженно высматривая в высокой траве тела. И хотя на улице их не было видно, в душе я всегда знал, что все будет не так просто. Мне придется войти в дом.

Я подергал за ручку — дверь была заперта. Отступив назад, я прыгнул на нее и навалился всем телом, помогая сначала ногой, потом плечом, но она не поддавалась. Хотя мне исполнилось уже четырнадцать лет, однако некоторые вещи по-прежнему под силу только папе… От одной этой мысли я нахмурился.

Я подошел к большому венецианскому окну, расположенному справа от двери, и ударил по нему прикладом. Когда стекло со звоном обрушилось, мне немного полегчало. Я смахнул с подоконника осколки и пролез внутрь.

Мне смутно помнилось, что, прежде чем поселиться в маленькой, затерянной в лесу охотничьей хижине, мы жили в одном из этих, похожих один на другой домов. Когда я стоял в центре гостиной и разглядывал ее стены, мне все казалось жутко знакомым, но, возможно, я не помнил, как она выглядела на самом деле. Может быть, просто в памяти всплывал какой-то сон. Обои были яркие, от замысловатого геометрического рисунка на них кружилась голова. Рядом с дверью, которую я не смог открыть, висели часы в виде кошки. Ей полагалось каждую секунду мне подмигивать, но батарейки в часах были давным-давно мертвы, как, по-видимому, и сами прежние обитатели этого дома. В кухне виднелся настенный календарь с изображением тукана и с указанием какого-то месяца и года — понятий, которые с шестилетнего возраста ни о чем мне не говорили.

Я был один в этой комнате, но не в доме. В этом логове я обнаружил тело, первое тело, найденное мною самостоятельно, без папы, и тут же понял, что мое сердце вовсе не так готово, как мне это казалось. Дробовик скользил у меня в руках. Человек (я знаю, мне следовало считать их животными, мама сказала, что так будет проще, но я все еще продолжал смотреть на них как на людей) лежал на полу вниз лицом, хотя рядом стояла удобная кушетка. Мама говорила, что когда восходит солнце, то, где бы они в это время ни стояли, они тут же валятся с ног. Это означало, что на этого человека кто-то охотился прямо здесь, когда рассвет вырубил его на весь день. Я знал это. И все-таки выглядел он странно, когда лежал на ковровом покрытии в какой-то скрюченной позе, с неестественно вывернутыми руками и ногами. Одна его рука накинута на лицо, так что я не мог сказать наверняка, был ли он когда-нибудь человеком. Его запросто можно было принять за манекен.

Я ткнул его стволом ружья. Ощущение было таким, словно он воткнулся в мешок с мукой. Я верил маме — она говорила, что мне ничто не грозит до наступления темноты, — поэтому расслабился и огляделся по сторонам. Мое внимание привлек телевизор. Как будто на этом экране мог двигаться кто-то еще, кроме моего собственного отражения. Я встал в гордую позу с ружьем наперевес, но это лишь напомнило мне мое любимое шоу, и я еще сильнее затосковал по прежним дням.

Остальная часть комнаты ничем не отличалась от прочих логовищ, которые мне приходилось посещать, но я чувствовал, что это место мне следовало вспомнить. Я должен был знать, кто здесь когда-то жил. Я побывал в большинстве домов этого поселка, это было связано с забавами, угощениями, днями рождения. Но все это было так давно, и теперь это место казалось чужим.

Стараясь избежать того, что мне предстояло, я потратил впустую слишком много времени.

Я вернулся к мертвому человеку и просунул ногу ему под плечо. Затем, держа на всякий случай под прицелом голову, перевернул тело. Голова глухо ударилась о пол, но не подпрыгнула.